ТРИ

Вестибюль моего спального корпуса гудел от скопления народа, когда я мчалась вниз по лестнице перед началом уроков на тренировку. Суматоха не удивляла меня. Добрый ночной сон отчасти смыл жуткие образы вчерашнего дня, но, без сомнения, ни я, ни мои школьные товарищи не забудем то, что произошло неподалеку от города Биллингса. И все же, вглядываясь в лица других новичков, я заметила нечто странное. Страх, напряженность — все это по-прежнему присутствовало, но появилось и кое-что новенькое: возбуждение. Две первокурсницы почти визжали от радости, хриплым шепотом обсуждая что-то. Неподалеку от них собравшиеся группой парни моего возраста, разговаривая, яростно жестикулировали, а на их лицах расплывались полные энтузиазма улыбки.
Наверное, я что-то пропустила — если только случившееся вчера не было сном. Мне понадобилось все мое самообладание, чтобы не подойти к кому-нибудь и не спросить, что происходит. Если я задержусь, то опоздаю на тренировку. Тем не менее я сгорала от любопытства. Может, стригоев и их помощников-людей нашли и убили? Это, без сомнения, было бы замечательной новостью, но мне в такой исход не верилось. Открывая наружную дверь, я сокрушалась, что теперь придется ждать до завтрака.
—  Хэзевей, ножки пожалей,— почти пропел голос у меня за спиной.
Я оглянулась и улыбнулась. Меня догонял Мейсон Эшфорд, тоже новичок и мой добрый друг.
—  Что-то я забыла — тебе двенадцать уже исполнилось?
—  Почти. Я не видел вчера твое улыбающееся лицо,— продолжал он, шагая рядом со мной в сторону гимнастического зала.— Куда ты подевалась?
По-видимому, о том, что я была в доме Вадика, пока еще мало кто знал. Я не собиралась делать из этого тайну, но мне не хотелось обсуждать чудовищные детали бойни.
—  Тренировалась с Дмитрием.
—  Господи! — пробормотал Мейсон.— Парень заставляет тебя постоянно вкалывать. Он не понимает, что лишает нас твоей красоты и очарования?
— Красота и очарование? — Я засмеялась.— Тебе не кажется, что ты немного перебарщиваешь?
—  Эй, я просто говорю как есть. На самом деле тебе повезло, такой обходительный и яркий парень, как я, уделяет тебе столько внимания.
Я продолжала улыбаться. Мейсон силен по части флирта, и в особенности ему нравится флиртовать со мной. Отчасти мне и самой это нравится, и я никогда за словом в карман не лезу. Однако я знала, он питает ко мне более чем дружеские чувства, и все никак не могла разобраться в собственном отношении к нему. Мы оба обладали хорошим чувством юмора и часто привлекали к себе внимание в классе и в компании. У него были чудесные голубые глаза и спутанные рыжие волосы, которые, казалось, никогда не удавалось пригладить. Ему это очень шло. Однако начать встречаться с кем-то еще я пока не могла, поскольку я не забыла тех моментов, когда, полуобнаженная, лежала в постели с Дмитрием.
—  Обходительный и яркий, ха! — Я покачала головой.— Думаю, ты уделяешь мне меньше внимания, чем своему эго. Неплохо бы слегка сбить с тебя спесь.
—  О, неужели? Ну, может, попытаться сделать это на склонах.
Я остановилась.
—  Что?
—  На склонах. — Он наклонил голову. — Ну, на лыжне.
—  На какой такой лыжне? По-видимому, я пропустила что-то серьезное.
—  Где ты была нынче утром? — спросил он, глядя на меня с таким выражением, словно я не в своем уме.
—  В постели! Я поднялась всего минут пять назад. Теперь давай-ка с самого начала и объясни, о чем ты толкуешь. — Я вздрогнула, начав замерзать. — И пошли.
—  Ну, тебе известно, как все теперь боятся забирать детей домой на Рождество? В Айдахо есть огромная лыжная база, где обычно отдыхают только члены королевских семей и богатые морои. Люди, которым она принадлежит, готовы предоставить ее студентам Академии, их родственникам и любому другому морою, который пожелает. Все соберутся в одном месте и, конечно, с целым сонмом стражей. Абсолютно безопасное место.
—  Ты серьезно?
Мы добрались до гимнастического зала и, спасаясь от холода, вошли внутрь. Мейсон энергично закивал.
—  Правда-правда. Говорят, там изумительно.— Он улыбнулся — такой улыбкой, что я, как обычно, не смогла не ответить ему тем же.— Мы будем жить по-королевски, Роза. По крайней мере, неделю или около того. Отбываем сразу после Рождества.
Я замерла, взволнованная и ошеломленная. Чего-чего, а этого я никак не ожидала. Блестящая идея, которая позволит родственникам встретиться, не подвергая себя опасности. И в каком месте! На королевской лыжной базе. Я рассчитывала провести большую часть каникул, слоняясь по Академии и пялясь в ТВ с Лиссой и Кристианом, а теперь, оказывается, смогу пожить в условиях пятизвездочного отеля. Омары на обед. Массаж. Симпатичные лыжные инструкторы... Энтузиазм Мейсона оказался заразителен. Я чувствовала, как волна радостного возбуждения поднимается во мне, но...
Он смотрел мне в лицо и, конечно, заметил перемену.
—  Что такое? Это же круто.
—  Круто,— согласилась я.— И мне понятно, почему все в таком восторге. Однако вспомни, почему мы окажемся в этом фантастическом месте? Потому что погибли люди. В смысле, разве не дикость?
Жизнерадостность Мейсона тоже немного пошла на убыль.
—  Да, но мы-то живы, Роза. Жизнь не останавливается, когда кто-нибудь умирает. И мы должны сделать все, чтобы и другие не погибли. Вот почему идея настолько хороша. Там безопасно. — Глаза у него снова засверкали. — Господи, я жду не дождусь, когда начну наконец по-настоящему работать. Когда я услышал, что произошло, мне хотелось одного — разорвать на части какого-нибудь стригоя. Жаль, нам не разрешают делать это уже сейчас. Почему, спрашивается? У них были помощники, а чем мы хуже? Мы уже обучены всему, что необходимо.
Возмущение в его голосе напомнило мне собственную вчерашнюю вспышку, хотя он разошелся не до такой степени, как я. Его жажда действий выглядела импульсивной и наивной, а мою породила странная, мрачная иррациональность, природу которой я до конца не понимала.
Видя, что я молчу, Мейсон удивленно посмотрел на меня.
—  Ты разве не хочешь того же?
—  Не знаю, Мейс. — Избегая его взгляда, я уставилась на носки собственных туфель. — В смысле, я не хочу, чтобы где-то расхаживали стригои, нападая на людей. И я хотела бы остановить их... теоретически... но... Знаешь, нам до готовности еще ой как далеко. Я видела, на что они способны. В общем, не знаю. Вот так с ходу взять и ввязаться в борьбу... Нет, это не решение проблемы.— Я покачала головой.
Боже мой! Я рассуждала так логично, осмотрительно, я рассуждала, как Дмитрий.
—  Ладно, не важно, поскольку ничего такого все равно не произойдет. Полагаю, нужно просто радоваться поездке.
Настроение Мейсона тут же снова улучшилось.
—  Ага! И лучше постарайся вспомнить, как кататься на лыжах, потому что я призываю тебя там обломать рога моему эго. Хотя и не верю в твои силы.
Я снова улыбнулась.
—  Парень, будет грустно, когда я заставлю тебя расплакаться. Меня уже гложет чувство вины.
Он открыл рот, без сомнения для очередного самоуверенного высказывания, но потом заметил что-то — или кого-то — у меня за спиной. Я огля-i ]улась и увидела высокую фигуру Дмитрия, приближающегося к нам с другой стороны гимнастического зала.
Мейсон отвесил галантный поклон.
—  Твой господин и повелитель. Найди меня позже, Хэзевей. И начинай разрабатывать свою лыжную стратегию.
Он открыл дверь и исчез в холодной мгле. Я развернулась и подошла к Дмитрию. Как и другое новички дампиры, я тратила половину своего школьного дня на обучение делу стража, будь то физические поединки или изучение повадок стригоев и способов защиты от них. Новички иногда практиковались и после занятий. Я, однако, находилась в уникальной ситуации. Я по-прежнему считала, что мы поступили правильно, сбежав из Святого Владимира. Виктор Дашков представлял собой слишком большую угрозу для Лиссы. Однако наши затянувшиеся каникулы имели определенные последствия. Я отсутствовала два года и, естественно, пропустила множество занятий, поэтому школьное начальство решило, что я должна восполнить этот пробел с помощью дополнительных тренировок как до, так и после школы. С Дмитрием.
Они, конечно, понятия не имели, что одновременно я учусь преодолевать искушение. Однако, без учета моего влечения к нему, училась я быстро и уже почти нагнала других старшеклассников. Поскольку Дмитрий был без пальто, я поняла, мы будем работать в помещении — и порадовалась этому. Снаружи сегодня по-настоящему холодно. Однако эта моя радость оказалась несравнима с той, какую я почувствовала, увидев, что он подготовил в одной из тренировочных комнат.
У дальней стены стояли манекены, выглядевшие поразительно живыми. Не набитые соломой джутовые мешки, отнюдь нет. Там были мужчины и женщины в обычной одежде, с резиновой кожей, волосами и глазами разного цвета. Выражение их лиц тоже различалось — у одних довольное, у других испуганное или сердитое. Мне уже приходилось упражняться с этими манекенами, отрабатывая удары. Но я никогда не работала с ними с помощью того, что сейчас держал в руке Дмитрий: серебряного кола.
—  Красивый...— с придыханием сказала я. Он был идентичен тому, что я нашла в доме
Вадика, и в нижней части имел рукоятку, почти как у кинжала, но без маленьких боковых украшений. На этом сходство с кинжалом заканчи-нается. Кол имеет не плоское лезвие, а толстую, округлую центральную часть в виде сужающегося к кончику стержня — типа сосульки. Он короче моего предплечья.
Дмитрий небрежно прислонился к стене — попа, которая всегда замечательно ему удавалась, несмотря на рост почти шесть-семь . Одной рукой он подбросил кол в воздух, тот пару раз перевернулся и полетел вниз. Дмитрий подхватил его за рукоятку.
—  Пожалуйста, скажи, что сегодня я буду работать с ним,— взмолилась я.
В темной глубине его глаз вспыхнули веселые искорки. Думаю, иногда ему бывало нелегко сохранять рядом со мной суровость.
—  Считай, это удача, если сегодня я дам тебе хотя бы подержать его, — заявил он и снова подбросил кол.
Следя за колом жаждущим взглядом, я хотела сказать, что уже держала один в руках, но понимала, такая логическая цепочка никуда меня не приведет. Вместо этого я бросила рюкзак на пол, скинула пальто и с видом терпеливого ожидания скрестила на груди руки. На мне были свободные, завязанные на талии штаны и безрукавка с капюшоном; темные волосы крепко стянуты в «конский хвост». Я была готова ко всему.
—  Хочешь, чтобы я рассказала, как они устроены и почему я всегда должна быть осторожна с ними? — спросила я.
Дмитрий перестал подбрасывать кол и посмотрел на меня.
—  Перестань! — Я засмеялась.— Неужели ты думаешь, что к этому времени я уже не поняла, как ты работаешь? Мы же занимаемся почти три месяца. Ты всегда заставляешь меня рассуждать о безопасности и ответственности, прежде чем мы приступим к чему-то интересному.
—  Понимаю. Ну, по-моему, ты все верно вычислила. Тем временем продолжим урок. Я просто подожду, пока снова потребуется мое участие.
Он сунул кол в свисающие с пояса ножны и удобно прислонился к стене, засунув руки в карманы. Я ждала, думая, что он шутит, но он молчал, и до меня дошло значение его слов. Я пожала плечами и начала говорить:
—  Серебро, если в него вложено достаточно силы, всегда оказывает мощное воздействие на любое магическое создание — либо помогает, либо вредит. Эти колья очень могущественны, потому что изготовлены четырьмя мороями, использующими все стихии в процессе ковки.— Внезапно мне в голову пришла одна мысль.— Ну, за исключением духа. Поэтому такой кол заряжен... под завязку. И хотя с его помощью отрубить голову стригою нельзя, он может убить его, если пронзить сердце.
—  А тебе он может повредить? Я покачала головой.
—  Нет. В смысле... да, если пронзить сердце, но в иных обстоятельствах он не может причинить мне такой вред, как морою. Поцарапай мороя таким колом, он получит сильный удар — однако не такой сильный, как стригой. Людям они тоже не могут причинить вреда.  ■
Я остановилась и рассеянно перевела взгляд на окно за спиной Дмитрия. Изморозь искрящимся кристаллическим узором покрывала стекло, но я ее практически не замечала. Упоминание о людях в контексте колов напомнило мне о доме семьи Бадика. В сознании снова вспыхнули картины крови и смерти.
Увидев, что Дмитрий наблюдает за мной, я выбросила эти мысли из головы и продолжила урок. Время от времени Дмитрий кивал или задавал уточняющие вопросы. Время шло, я все ждала и ждала, когда он наконец велит мне заканчивать и можно будет перейти к работе с манекенами. Однако до конца занятия оставалось всего десять минут, когда он подвел меня к одному из них — мужчине со светлыми волосами и эспаньолкой. Дмитрий достал кол из ножен, но мне его не отдал.
—  Куда нужно вонзить его? — спросил он.
—  В сердце,— раздраженно ответила я.— Я уже сто раз отвечала на этот вопрос. Могу я наконец взять кол в руки?
На его губах мелькнула улыбка.
—  А где оно, сердце?
Я удивленно посмотрела на него, как бы спрашивая: «Ты это всерьез?» В ответ он лишь пожал плечами. Преувеличенно мелодраматическим жестом я ткнула в левую сторону груди манекена. Дмитрий покачал головой.
—  Нет, сердце не там,— сказал он.
—  Конечно там! Люди прикладывают руку к сердцу, когда приносят клятву верности или поют национальный гимн.
Он продолжал молча смотреть на меня. Я повернулась к манекену и внимательно оглядела его. Где-то в глубине сознания зашевелилось воспоминание об обучающем плакате, изображающем, как нужно держать руки, когда наносишь удар колом. Я похлопала по центру груди манекена.
—  Здесь?
Он дугой выгнул бровь. Обычно я от этого балдею, но сейчас испытала лишь раздражение.
—  Не знаю, — ответил он. — Здесь?
—  Я тебя об этом и спрашиваю!
—  Ты не должна меня спрашивать. Вы что, не изучаете физиологию?
—  Изучаем. На предпоследнем курсе. Но у меня были «каникулы», помнишь? — Я кивнула на блестящий кол. — Пожалуйста, можно мне хотя бы дотронуться до него?
Он снова подбросил кол, ярко вспыхнувший в свете ламп, и убрал его в ножны.
—  Я хочу, чтобы на следующем занятии ты показала мне, где находится сердце. Точно. И еще я хочу знать, что препятствует добраться до него.
Я бросила на него самый яростный взгляд, на который оказалась способна, для чего, судя по выражению его лица, у меня не было никаких оснований. В девяти из десяти случаев я воспринимала Дмитрия как самого сексапильного мужчину на свете, но бывали и особые случаи...
Затем я отбыла на урок рукопашного боя, в самом скверном настроении. Мне не нравится выглядеть некомпетентной в глазах Дмитрия, и я очень, ну просто очень хотела поработать с колом. Поэтому на тренировке я изливала свое раздражение, во все стороны раздавая тумаки руками и ногами. К концу занятия уже никто не хотел и ждала, когда он наконец велит мне заканчивать и можно будет перейти к работе с манекенами. Однако до конца занятия оставалось всего десять минут, когда он подвел меня к одному из них — мужчине со светлыми волосами и эспаньолкой. Дмитрий достал кол из ножен, но мне его не отдал.
—  Куда нужно вонзить его? — спросил он.
—  В сердце,— раздраженно ответила я.— Я уже сто раз отвечала на этот вопрос. Могу я наконец взять кол в руки?
На его губах мелькнула улыбка.
—  А где оно, сердце?
Я удивленно посмотрела на него, как бы спрашивая: «Ты это всерьез?» В ответ он лишь пожал плечами. Преувеличенно мелодраматическим жестом я ткнула в левую сторону груди манекена. Дмитрий покачал головой.
—  Нет, сердце не там,— сказал он.
—  Конечно там! Люди прикладывают руку к сердцу, когда приносят клятву верности или поют национальный гимн.
Он продолжал молча смотреть на меня. Я повернулась к манекену и внимательно оглядела его. Где-то в глубине сознания зашевелилось воспоминание об обучающем плакате, изображающем, как нужно держать руки, когда наносишь удар колом. Я похлопала по центру груди манекена.
—  Здесь?
Он дугой выгнул бровь. Обычно я от этого балдею, но сейчас испытала лишь раздражение.
—  Не знаю,— ответил он.— Здесь?
—  Я тебя об этом и спрашиваю!
—  Ты не должна меня спрашивать. Вы что, не изучаете физиологию?
—  Изучаем. На предпоследнем курсе. Но у меня были «каникулы», помнишь? — Я кивнула на блестящий кол.— Пожалуйста, можно мне хотя бы дотронуться до него?
Он снова подбросил кол, ярко вспыхнувший в свете ламп, и убрал его в ножны.
—  Я хочу, чтобы на следующем занятии ты показала мне, где находится сердце. Точно. И еще я хочу знать, что препятствует добраться до него.
Я бросила на него самый яростный взгляд, на который оказалась способна, для чего, судя по выражению его лица, у меня не было никаких оснований. В девяти из десяти случаев я воспринимала Дмитрия как самого сексапильного мужчину на свете, но бывали и особые случаи...
Затем я отбыла на урок рукопашного боя, в самом скверном настроении. Мне не нравится выглядеть некомпетентной в глазах Дмитрия, и я очень, ну просто очень хотела поработать с колом. Поэтому на тренировке я изливала свое раздражение, во все стороны раздавая тумаки руками и ногами. К концу занятия уже никто не хотел драться со мной. Ненароком я так сильно ударила Мередит — одну из немногих девочек в моем классе,— что она почувствовала удар даже сквозь наколенник. Ясное дело, вскоре на этом месте у нее появится безобразный синяк; она смотрела на меня с таким видом, будто я сделала это нарочно. Я извинилась, но без толку. Позже Мейсон снова нашел меня.
—  О господи! — сказал он, вглядываясь в мое лицо.— Кто же это тебя так приложил?
Я изложила ему историю с серебряным колом и поисками расположения сердца. К еще большему моему раздражению, он рассмеялся.
—  Как это ты не знаешь, где находится сердце? В особенности, учитывая, сколько ты их разбила?
Я бросила на него такой же яростный взгляд, что и на Дмитрия. На этот раз он сработал. Мейсон побледнел.
—  Беликов отвратительный, злобный человек, и его нужно бросить в яму с бешеными гадюками за то ужасное оскорбление, которое он нанес тебе сегодня.
—  Спасибо,— поджав губы, сказала я и... задумалась: — Могут ли гадюки быть бешеными?
—  Не вижу причин, почему бы и нет. Все могут, так мне кажется.— Он открыл для меня дверь в коридор.— Хотя... канадские гуси могут быть хуже гадюк.
—  Канадские гуси смертоноснее гадюк?
—  Ты когда-нибудь пробовала кормить этих маленьких поганцев? — Он пытался говорить серьезно, но у него ничего не получалось.— Они жуть какие злые. Если бросить тебя гадюкам, ты умрешь быстро. Но гуси? Это может затянуться иа несколько дней. Гораздо мучительнее.
—  Здорово! Прямо не знаю, что мне делать — удивляться или дрожать от страха, слушая тебя.
—  Просто пытаюсь предложить творческий подход к тому, как постоять за свою честь, вот и нее.
—  Ты никогда не производил на меня впечатления творческой личности, Мейс.
Мы стояли рядом с нашей классной комнатой. Выражение лица Мейсона было легкомысленное и шутливое, однако, когда он заговорил, в его голосе определенно зазвучали двусмысленные нотки.
—  Роза, когда я рядом с тобой, во мне всегда пробуждается творческое начало.
Я все еще хихикала по поводу гадюк, но тут резко оборвала себя и удивленно посмотрела на него. Я всегда считала Мейсона симпатичным, но с этим серьезным, жаждущим выражением в глазах он впервые показался мне по-настоящему сексуальным.
—  Ох, вы только гляньте! — смеялся он, застав меня врасплох.— Роза, потерявшая дар речи. Эшфорд — Хэзевей, один-ноль.
— Эй, я просто не хочу, чтобы ты начал лить слезы еще до поездки. Это не забавно — если я сломаю тебя до того, как мы окажемся на лыжной трассе.
Он засмеялся, и мы вошли в класс. Начался: урок теории, посвященный работе тeлoxpaнитeля, и проходил он в обычном классе, а не на учебном плацу. Хоть немного отдохнем от всех этизё физических упражнений. Сегодня здесь были три стража не из подразделения школы. Приехали на каникулы, осознала я. Родители со своими стражами уже начали съезжаться в кампус, чтобы сопроводить детей на лыжную базу. Мое любопытство мгновенно проснулось.
Один из гостей оказался очень высоким и выглядел лет на сто, но, похоже, все еще мог постоять и за себя, и за других. Второй был примерно возраста Дмитрия, с очень темной кожей и так прекрасно сложен, что некоторые девушки в классе, похоже, готовы были потерять голову. Третьим стражем оказалась женщина. Вьющиеся темно-рыжие волосы коротко острижены, карие глаза задумчиво сощурены. Как я уже говорила, многие женщины-дампиры предпочитают растить детей, а не идти по тропе стражей. Поскольку я сама была одной из немногих женщин в нашей профессии, для меня всегда волнующе — встретить других таких же. Вроде Тамары.
Только это была не Тамара. Это был кто-то, кого я знала на протяжении многих лет, кто вызывал у меня любые чувства, кроме гордости и восхищения. Вместо этого я испытывала негодование. Негодование, злость и жгучий гнев. Женщина, стоящая перед учениками, была моя мать.

ЧЕТЫРЕ

Я глазам своим не верила. Джанин Хэзевей. Моя мать. Моя безумно знаменитая и постоянно отсутствующая мать. Она, конечно, не Артур Щунберг, но в мире стражей имела выдающуюся репутацию. Я не видела ее годами, она всегда пропадала где-то, выполняя очередную безумную миссию. И тем не менее... сейчас она здесь, в Академии... прямо передо мной... и даже не потрудилась предупредить меня о своем приезде. Вот уж поистине материнская любовь. Какого черта она здесь делает? Ответ пришел быстро. Все морои прибыли в кампус в сопровождении своих стражей. Мать защищала аристократа из клана Селски, и некоторые члены этой семьи уже приехали в связи с каникулами. Конечно, она здесь с ним.
Я уселась на свое место, чувствуя, как внутри что-то съеживается, стараясь казаться незаметным. Я знала, она наверняка заметила мое появление — хотя ее внимание было сосредоточено на чем угодно, только не на мне. На ней были джинсы и серовато-желтая футболка, а поверх куртка из грубой хлопчатобумажной ткани; скучнее наряда мне в жизни видеть не приходилось. Ростом всего пять футов, она казалась миниатюрной рядом с другими стражами, но осанка и то, как она стояла, заставляли ее казаться выше.
Наш инструктор Стэн представил гостей и заявил, что они пришли поделиться с нами своим опытом.
—  Я знаю, это необычно. У приезжающих с визитом стражей, как правило, нет времени заглянуть в учебные классы. Наши три гостя, однако, сочли важным поговорить с вами в свете случившихся событий... — Стэн помолчал.
Все поняли, что он имел в виду. Нападение на семью Бадика. Он прочистил горло и продолжил:
—  Мы пришли к выводу, что этот разговор поможет вам лучше подготовиться к работе в полевых условиях.
Класс взволнованно замер. Слушать рассказы — в особенности тех, кто прошел через кровь и реальную борьбу,— интереснее, чем изучать теорию по учебнику. По-видимому, некоторые стражи придерживались того же мнения. Они часто заглядывают на наши уроки, но сегодня их заметно больше обычного. Позади стоял Дмитрий.
Пожилой мужчина начал первым. Его история захватила меня. Он онисывал случай, когда младший сын семьи, которую он охранял, заблудился в общественном месте, куда прокрались стригои.
—  Солнце клонилось к закату. — Он сделал руками движение сверху вниз, по-видимому демонстрируя заход солнца.— Нас было всего двое, и следовало быстро принять решение, как действовать дальше.
Опершись локтями о стол, я наклонилась вперед. Стражи часто работают парами. Один — так называемый ближний — держится около охраняемых, а другой — дальний — разведывает обстановку. Дальний обычно должен оставаться на расстоянии прямой видимости, поэтому я сразу поняла, в чем состояла дилемма. Я решила, что в подобной ситуации действовала бы так: ближний страж отвел бы остальных членов семьи в безопасное место, а второй отправился бы на поиски мальчика.
—  Семья оставалась в ресторане с моим партнером, а я осматривал все вокруг,— продолжал старый страж, широко раскинув руки, и я почувствовала удовлетворение оттого, что угадала.
История окончилась хорошо, парнишку нашли, столкновения со стригоями удалось избежать.
Второй парень рассказал, как он случайно наткнулся на стригоя, скрытно преследующего некоего мороя.
—  В тот момент я даже не находился на дежурстве.— Парень был по-настоящему привлекательный, и сидящая рядом со мной девушка смотрела на него восхищенным взглядом широко распахнутых глаз. — Я отправился в гости к другу и к семье, которую тот охранял. И вот, уходя от них, я заметил затаившегося в тени стригоя. Я описал круг, зашел ему за спину и...
Он сделал колющее движение — более драматическое, чем жесты старого стража. Он даже продемонстрировал, как поворачивал кол в сердце стригоя. Потом настала очередь моей матери. Не успела она произнести первое слово, как я сердито нахмурилась, и эта хмурость лишь возросла, когда она начала историю. Клянусь, если бы я не думали, что у нее просто не хватит воображения выдумать все — а ее выбор одежды доказывал полное отсутствие воображения,— я решила бы, что она лжет. Это был не просто рассказ, подлинная эпопея — вроде тех, за которые в кино получают Оскара.
Она рассказывала, как ее подопечный лорд Селски и его жена присутствовали на балу, организованном другой известной королевской семьей. Несколько стригоев залегли в ожидании. Мать обнаружила одного, быстро проткнула его колом и подняла тревогу. С помощью других стражей она нашла остальных затаившихся стригоев и большинство из них прикончила сама.
— Это было нелегко,— рассказывала она.
Из уст кого-нибудь другого это прозвучало бы как бахвальство, но от нее... нет. Она говорила отрывисто, кратко, просто излагала факты, не оставляя места для преувеличений. Она выросла в Глазго, в ее речи по-прежнему ощущалась шотландская напевность.
— В помещении их было еще трое. По тем временам три стригоя, действующих вместе,— целая банда. Сейчас такого не скажешь — учитывая резню в семействе Бадика.— Некоторые вздрогнули, услышав небрежное упоминание о трагедии, а перед моим внутренним взором вновь возникли несчастные жертвы.— Мы собирались уничтожить оставшихся стригоев как можно быстрее и тише — чтобы каждый из них не успел предупредить других. Теперь, если фактор неожиданности на вашей стороне, лучший способ прикончить стригоя — это обойти его сзади, сломать шею и проткнуть колом. Когда ломаешь ему шею, это, конечно, не убивает, но ошеломляет и позволяет проткнуть его колом до того, как он успеет поднять шум. Самое трудное — проскользнуть ему за спину, ведь у них потрясающе острый слух. Поскольку я миниатюрнее и легче большинства стражей, я могу передвигаться совсем тихо. Поэтому двух из трех оставшихся прикончила сама.
Она и свои убийственные навыки описывала сухим, прозаическим тоном. Лица одноклассников, однако, светились изумлением, их явно гораздо больше заинтересовала сама история, чем манеры моей матери. Она продолжала рассказ. Когда она и другие стражи убили оставшихся стригоев, выяснилось, что два мороя исчезли. Такое поведение считалось необычным для стригоев. Иногда они приберегали мороя, надеясь «полакомиться» им позже. Порой стригоя низкого ранга посылали за жертвой. Как бы то ни было, два мороя исчезли, а их стражи оказались тяжело ранены.
—  Естественно, мы не могли оставить мороев в когтях стригоев,— продолжала мать.— Мы проследили стригоев до самого их убежища и выяснили, что они живут вместе. Уверена, вы понимаете, какая это большая редкость. Злобная, эгоистичная натура стригоев вынуждает набрасываться друг на друга с такой же легкостью, как на жертв. Организовать нападение, выбрав цель,— лучшее, на что они способны. Но жить вместе? Нет. Подобное даже представить себе невозможно.
—  Мы сумели освободить двух заложников и тут выяснили: в плену держат и других,— рассказывала моя мать.— Отпустить спасенных мороев, чтобы добирались домой самостоятельно, мы не могли, поэтому стражи отправились с ними, а меня оставили разбираться с остальными.
«Да, конечно»,— подумала я. Моя мать храбро ринулась в бой в одиночку. Ее схватили, но она сумела сбежать и спасти пленников. При том она совершила хет-трик  столетия, убив стригоев всеми тремя способами: проткнула колом, обезглавила и спалила огнем.
— Я только что проткнула одного стригоя колом, когда на меня напали двое других,— объясняла она.— У меня не было времени выдернуть кол. По счастью, рядом находился открытый камин, и я толкнула одного стригоя в огонь. Последний догнал меня снаружи, в старом сарае. Там внутри нашелся топор, им я и отрубила ему голову. Потом взяла канистру с бензином и вернулась в дом. Тот, кого я толкнула в камин, сгорел не полностью. Я плеснула на него бензином, и вскоре все было кончено.
Класс внимал ей с благоговейным ужасом. Рты открыты. Глаза вытаращены. Ни звука. Я оглянулась; возникло ощущение, будто время остановилось для всех, кроме меня. Видимо, я была единственной, на кого душераздирающий рассказ не произвел впечатления, и выражение благоговения на всех лицах разозлило меня. Когда она закончила, вверх взлетело множество рук — класс засыпал ее вопросами о технических приемах, о том, боялась ли она, и так далее. После вопросов десяти мое терпение иссякло. Я подняла руку. Прошло какое-то время, прежде чем она заметила ее и назвала меня. Сильно удивленной моим присутствием в классе она не выглядела. Я подумала: мне здорово повезло, если она вообще узнала меня.
—  Страж Хэзевей,— начала я.— Почему вы просто в самом начале не обезопасили помещение?
Она нахмурилась. Я подумала, что она в какой-то мере утратила свою бдительность, вызывая меня.
—  О чем ты?
Я пожала плечами и снова плюхнулась на парту, попытавшись придать себе непринужденный вид.
—  Ну, не знаю. У меня возникло чувство, будто вы напортачили. Почему было не обыскать тщательно все помещение и не удостовериться, что там нет стригоев? По-моему, вы избавили бы себя от многих неприятностей.
Все взгляды обратились на меня. На мгновение мать утратила дар речи.
— Если бы мы не прошли через все эти «неприятности», по миру расхаживали бы еще семь стригоев и те два плененных мороя были бы мертвы или обращены.
—  Да-да, я понимаю, вы спасли положение и все такое, но я говорю о принципах. В смысле, это же урок теории, верно?
Я глянула на Стэна, сверлившего меня яростным взглядом. У нас с ним была долгая, не слишком приятная история столкновений в классе, и я сильно подозревала, что сейчас мы оказались на грани очередной схватки.
—  Просто хочу понять, что пошло не так в самом начале,— настаивала я.
Нужно отдать должное моей матери — она несравненно лучше владела собой, чем я. Если бы мы с ней поменялись ролями, я подошла бы и хорошенько шлепнула дерзкую девчонку. Ее же лицо сохраняло полнейшее спокойствие, и только напряженность губ свидетельствовала о том, что я ее достала.
—  Не все так просто, — ответила она.— Здание имело сложную планировку. Еще до начала мы прошли по нему и никого не обнаружили. По-видимому, стригои проникли туда после того, как празднество началось,— или там имелись скрытые переходы и комнаты, о которых мы не знали.
Идея скрытых переходов заставила класс заохать и заахать, но я по-прежнему не была удовлетворена.
—  Выходит, сказанное вами означает следующее: либо вы проглядели их во время первого осмотра, либо ваша охрана была на таком уровне, что они смогли обойти ее во время празднества. И так и эдак кто-то из вас облажался, что ни говори.
Она еще плотнее поджала губы, в голосе отчетливо зазвучала холодность.
—  Мы оказались в экстремальной ситуации и сделали лучшее, что могли. Вполне допускаю, человек твоего уровня не способен уловить всю сложность описанной ситуации, но попытайся выйти за пределы теоретических рассуждений и поймешь, как трудно в реальности, да еще когда от тебя зависит жизнь множества других.
—  Не сомневаюсь,— согласилась я.— Кто я такая, чтобы подвергать сомнению ваши методы? В смысле, все, что угодно, лишь бы получить еще один знак молнии, верно?
—  Мисс Хэзевей, — низкий голос Стэна пророкотал по притихшей комнате, — пожалуйста, возьми свои вещи и оставшуюся часть урока подожди снаружи.
Я недоуменно уставилась на него.
—  Вы серьезно? С каких пор плохо — задавать вопросы?
—  Твоя позиция — вот что плохо. — Он указал на дверь.— Уходи.
Наступившая тишина была тяжелее и глубже, чем во время рассказа матери. Я изо всех сил старалась не съеживаться под взглядами новичков и стражей. Это не первый случай, когда Стэн выставлял меня из класса. Это даже не первый случай, когда Стэн выставлял меня из класса на глазах у Дмитрия. Повесив рюкзак на плечо, я прошла короткое расстояние до двери — расстояние, которое казалось длиной в тысячу миль,— и дальше, мимо матери, избегая ее взгляда.
Примерно за пять минут до конца урока она вышла из класса и направилась прямо туда, где я сидела в коридоре. Глядя на меня сверху вниз, она уперла руки в боки — та вызывающая раздражение поза, которая заставляла ее казаться выше. Для того, кто на полфута ниже ее, это было нечестно — заставлять меня чувствовать себя такой маленькой.
—  Ну, как я понимаю, твои манеры с годами не улучшились.
Я встала, чувствуя, что мне все-таки удалось вывести ее из себя.
—  Я тоже рада тебя видеть. Просто удивительно, как ты вообще узнала меня. Фактически я думала, ты даже не помнишь о моем существовании, учитывая, что ты не потрудилась сообщить мне о своем приезде.
Теперь она скрестила руки на груди, став еще более невозмутимой.
—  Я не могла пренебрегать своим долгом и нянчиться с тобой.
—  Нянчиться? — переспросила я.
Эта женщина в жизни не нянчила меня. Удивительно, что она вообще знала это слово.
—  Трудно рассчитывать на твое понимание. По дошедшим до меня слухам, ты плохо представляешь себе, что такое долг.
—  Я точно знаю, что это такое,— возразила я намеренно высокомерно.— Лучше многих людей.
Ее глаза расширились в притворном удивлении. Я не раз видела подобное саркастическое выражение на лицах людей и отнюдь не радовалась, когда оно оказывалось направленным на меня.
—  Ох, правда? Где ты провела последние два года?
—  А где ты провела последние пять? Ты бы в жизни не узнала, что я сбежала, если бы тебе случайно не сообщили об этом.
—  Не сваливай с больной головы на здоровую. Я отсутствовала, потому что так было нужно. Ты отсутствовала из желания шататься по магазинам и поздно ложиться спать.
Моя обида и замешательство переплавились в ярость. Видимо, мне никогда не искупить последствия нашего с Лиссой побега.
—  Ты понятия не имеешь, почему я сбежала! — сказала я, повысив голос. — И ты не имеешь права высказывать какие бы то ни было предположения о моей жизни, поскольку тебе о ней ничего не известно.
—  Я читала отчеты о том, что произошло. У тебя были основания для беспокойства, но действовала ты неправильно.— Ее слова звучали формально и жестко, она хорошо смотрелась бы на месте нашей учительницы.— Нужно было просто обратиться за помощью.
—  Не к кому мне было обратиться, поскольку я не имела твердых доказательств. Кроме того, нас всегда учили думать самостоятельно.
—  Да. С ударением на слове «учили». Учебой ты была обделена на протяжении двух лет. Вряд ли ты можешь читать мне лекции насчет правил поведения стража.
Я постоянно втягиваюсь во всякие споры, что-то в моей натуре мешает мне избегать их. Поэтому я привыкла защищаться и выслушивать оскорбления. Я толстокожая. Но почему-то, находясь рядом с ней,— в тех редких случаях, когда я находилась рядом с ней,— я чувствовала себя почти трех лет от роду. Ее позиция унижала меня, а упоминание о пропущенных занятиях — очень болезненная тема — заставляло чувствовать себя еще хуже. Я скрестила руки на груди в попытке имитировать ее позу и ухитрилась самодовольно улыбнуться.
—  Да? Ну, мои учителя так не думают. Несмотря на пропущенное время, я догнала своих одноклассников.
Она ответила не сразу; в конце концов ровным голосом она произнесла:
—  Если бы ты не сбежала, то, возможно, превзошла бы их.
Развернувшись четко, по-военному, она зашагала по коридору. Спустя минуту зазвонил звонок, и в коридор с урока Стэна высыпали ученики.
После этого даже Мейсону не удалось развеселить меня. Остальную часть дня я провела в состоянии раздражения и злости, уверенная, что все перешептываются о матери и обо мне. Пропустив ланч, я отправилась в библиотеку за книгами по физиологии и анатомии. Когда пришло время занятий с Дмитрием после уроков, я практически сразу же бросилась к манекену и кулаком ткнула его в грудь, чуть-чуть влево, но ближе к середине.
—  Здесь,— сказала я.— Сердце здесь, ограждено грудиной и ребрами. Можно мне теперь получить кол?
Скрестив на груди руки, я устремила на него победоносный взгляд, ожидая, что на меня обрушится град похвал. Но Дмитрий просто кивнул в знак подтверждения с таким видом, словно мне и прежде следовало знать это. И да, следовало.
—  А как ты преодолеешь грудину и ребра? — спросил он.
Я вздохнула. Только ответишь на один вопрос, тут же возникает другой. Типично.
Большая часть занятия была посвящена этому. Он продемонстрировал несколько технических приемов, с помощью которых легче всего убивать. Его движения выглядели изящными и смертоносными одновременно. Казалось, они не требуют от него никаких усилий, но я понимала, что это не так.
Когда внезапно он протянул мне кол, до меня сначала даже не дошло.
—  Ты даешь его мне?
Темные глаза сверкнули.
—  Просто глазам своим не верю! Ты проявляешь сдержанность? А я-то думал, ты тут же схватишь и заработаешь им.
—  Разве не ты учишь меня проявлять сдержанность? — парировала я.
—  Не всегда.
—  Но в отношении некоторых вещей.
Я услышала подтекст в произнесенных мною же словах и удивилась, откуда он возник. Я уже давно смирилась с существованием множества причин, по которым нельзя даже думать о Дмитрии в романтическом ключе. Время от времени я как бы забывалась и в глубине души хотела, чтобы и с ним такое происходило. Было бы приятно почувствовать, что он все еще хочет меня. Сейчас я подумала, что вряд ли я до сих пор свожу его с ума. И эта мысль нагнала тоску.
—  Конечно.— Всем своим видом он демонстрировал, что мы обсуждаем исключительно проблемы обучения.— Равновесие. Понимание, когда можно бежать вперед, а когда лучше постоять на месте.
Он в особенности подчеркнул последние слова. На мгновение наши глаза встретились, и меня словно пробило электрическим током. Он понимал, о чем я говорила. Но, как всегда, игнорировал подтекст, оставаясь моим учителем. Вздохнув, я выбросила из головы мысли о нем и напомнила себе, что вот-вот прикоснусь к оружию, о котором мечтала с детства. Тут же вернулись воспоминания о доме Бадика, где побывали стригои. Пора сосредоточиться.
Неуверенно, почти благоговейно я протянула руку и сомкнула пальцы на рукоятке. Металл оказался холодным, от соприкосновения с ним кожа ощущала легкое покалывание. На рукоятке он был вытравлен для удобства, но, проведя пальцем по остальной части, я почувствовала, что поверхность гладкая как стекло. Я взяла кол и поднесла поближе к себе, внимательно разглядывая и привыкая к его тяжести. Беспокойная часть меня хотела развернуться и пронзить один манекен за другим, но я посмотрела на Дмитрия и спросила:
— Что я должна сделать сначала?
В характерной для него манере он еще раз повторил основы — то, как нужно держать кол и двигаться с ним. И потом наконец позволил мне атаковать один манекен, и тут-то я и поняла, какие усилия потребуются в такой схватке. Эволюция поступила очень умно, защитив сердце грудиной и ребрами. Дмитрий ни на мгновение не утратил терпения и усердия, старательно проводя меня через все этапы и поправляя в самых мелких деталях.
—  Всаживай его между ребрами и вверх, — объяснял он, глядя, как я пытаюсь просунуть кончик кола через щель в костях.— Так будет легче, потому что ты окажешься ростом ниже большинства своих противников. Плюс можешь воткнуть кол под нижний край ребер.
По окончании занятия он забрал у меня кол и одобрительно кивнул.
—  Хорошо. Очень хорошо.
Я удивленно посмотрела на него. Обычно он не склонен расточать похвалы.
—  Правда?
—  Ты действовала так, словно тренировалась годами.
Когда мы покидали тренажерный зал, я не смогла сдержать счастливой улыбки. Уже у самой двери я заметила манекен с вьющимися рыжими волосами. Внезапно все, что произошло сегодня на уроке Стэна, тяжело обрушилось на меня. Я нахмурилась.
—  Можно, в следующий раз я проткну вот этого?
Дмитрий надел пальто — длинное, коричневое, кожаное. Оно очень напоминало ковбойский пыльник, хотя он в жизни не признал бы этого. Он тайно восхищался Диким Западом. Я никогда не понимала этого, но, с другой стороны, его музыкальные предпочтения тоже казались мне странноватыми.
—  Не думаю, что оно того стоит,— ответил он.
—  Но все же лучше, чем если бы на его месте оказалась она,— проворчала я, вешая рюкзак на плечо.
Мы покинули гимнастический зал.
—  Насилие не решит твои проблемы,— глубокомысленно заявил он.
—  Она — одна из этих проблем. И мне казалось, весь смысл моего обучения в том, что насилие и есть решение.
—  Только по отношению к тем, кто сам так поступает с тобой. Твоя мать не нападает на тебя. Вы с ней просто слишком похожи, вот и все.
Я остановилась.
—  Я ничуть не похожа на нее! В смысле... ну у нас одинаковые глаза. Но я гораздо выше. И волосы у меня совсем другие.
Я дернула себя за «конский хвост», просто на тот случай, если он забыл, что у меня густые, почти черные волосы, а у матери темно-рыжие кудри.
Его как будто забавляла беседа, но взгляд оставался твердым.
—  Я говорю не о внешности, и ты понимаешь меня.
Я отвернулась, избегая его взгляда. Меня потянуло к Дмитрию почти сразу же, как мы впервые встретились,— и не потому, что он хорош, нет. Я почувствовала, он понимает во мне нечто такое, чего я не понимаю сама, а иногда сама была уверена, что понимаю в нем то, чего он не понимает сам. Единственная проблема — он имел досадную склонность указывать на то, что я не хотела видеть.
—  Думаешь, я завидую и ревную?
—  Ты? — переспросил он; терпеть не могу, когда он отвечает вопросом на вопрос— Если да, то чему точно ты завидуешь?
Я посмотрела на него.
—  Не знаю. Может, завидую ее репутации. Может, ревную, потому что она уделяет своей репутации гораздо больше времени, чем мне. Не знаю.
—  По-твоему, она не совершила ничего выдающегося? В том деле, о котором рассказывала?
—  Да. Нет. Не знаю. Это просто... словно она хвасталась. Ради славы.— Я состроила гримасу. — Ради знаков отличия.
Знаки молнии – татуировка, которой вознаграждается страж, убивший стригоя. Каждый такой знак выглядит словно крошечные, перекрещивающиеся в форме буквы «X» молнии. Они наносятся на шее сзади и являются показателем опыта.
—  По-твоему, встретиться лицом к лицу со стригоями стоит нескольких знаков? Я думал, увиденное в доме Бадика чему-то научило тебя.
Я почувствовала себя ужасно глупо.
—  Я совсем не то...
—  Ага.
Я остановилась.
—  Что?
До сих пор мы шли в сторону моего корпуса, но сейчас он кивнул в противоположном направлении.
—  Я хочу показать тебе кое-что.
—  Что?
—  Не все знаки — символы славы.

ПЯТЬ

Я понятия не имела, о чем Дмитрий толкует, но послушно пошла за ним. К моему удивлению, он вывел меня за пределы кампуса, в лес. Академии принадлежит много земель, и далеко не все они используются в целях обучения. Мы находились в отдаленном районе Монтаны, и временами казалось, будто школа едва сдерживает наступление дикой природы. Мы шли по глубокому, нетронутому снегу, хрустящему под ногами. Несколько птиц порхали вокруг, пением приветствуя восходящее солнце, но в основном нас окружали лишь высокие, покрытые снегом вечнозеленые деревья. Не отставать от Дмитрия было нелегко, в особенности с учетом глубокого снега вокруг. Вскоре, я увидела впереди что-то темное, похоже здание.
— Что это? — спросила я.
Однако еще до того, как он ответил, я поняла — перед нами небольшая, сложенная из бревен хижина. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что бревна старые и в некоторых местах прогнившие, а крыша слегка провисла.
—  Старая караульная будка,— пояснил Дмитрий.— Раньше стражи жили тут, на краю кампуса.
—  А почему теперь не живут?
—  Теперь их слишком мало для этого. Кроме того, морои окружили кампус защитной магией, и, по общему мнению, дополнительной охраны не требуется. При условии, что никакие люди не разрушат эти защитные кольца.
Несколько секунд я развлекала себя надеждой, будто Дмитрий решил устроить нам небольшой романтический «отпуск». Потом с противоположной стороны домика донеслись голоса. В голове возникло знакомое ощущение жужжания. Там была Лисса. Мы с Дмитрием обогнули дом, и нам открылась удивительная сцена. Кристиан с Лиссой катались на коньках по льду небольшого озера. С ними была незнакомая мне женщина, спиной ко мне. Я могла видеть лишь волну угольно-черных волос, взметнувшихся над головой, когда она, грациозно развернувшись, остановилась.
Увидев меня, Лисса улыбнулась.
—  Роза!
Услышав возглас, Кристиан глянул на меня через плечо с таким видом, словно я помешала их романтическому свиданию. Лисса неуклюжими шагами подошла к краю озера, она не очень-то хорошо катается на коньках. Я лишь таращилась на них, испытывая недоумение — и ревность.
—  Спасибо, что пригласила и меня на эту тусовку.
—  Я подумала, ты слишком занята,— сказала она.— И между прочим, это секрет. Нам нельзя находиться здесь.
Я и сама знала об этом. Кристиан подкатился к ней, вслед за ним и незнакомая женщина.
—  Ты привел «зайца», Димка? — спросила она. Я не понимала, к кому она обращается, пока
Дмитрий не рассмеялся в ответ. Такое происходило нечасто, и мое удивление возросло.
—  Невозможно удержать Розу вдали от тех мест, где ей не следует находиться. В конце концов она всегда находит их самостоятельно.
Женщина улыбнулась, повернулась, перекинула длинные волосы на одно плечо, и внезапно я полностью увидела ее лицо. Я и так была вся в напряжении, а тут мне понадобилось взять себя в руки, чтобы не среагировать. Лицо у нее было в форме сердца, а большие глаза в точности того же оттенка, что у Кристиана,— бледно-голубые, холодные. Улыбающиеся губы более изящные, красивые и подкрашены розовой помадой того оттенка, который выгодно оттенял остальные черты лица. Однако поперек левой щеки, некогда гладкой, белую кожу вспучивал багровый шрам.
По форме он выглядел так, словно кто-то укусил ее и вырвал часть щеки. Что, поняла я, и произошло на самом деле.
Я сглотнула, внезапно поняв, кто это. Тетя Кристиана. Когда его родители стали стригоями, они пришли за ним, рассчитывая спрятать его и тоже превратить в стригоя, когда он подрастет. Всех деталей я не знаю, но мне было известно, что тетя пыталась отбить их нападение. Однако, как я уже говорила, стригои беспощадны. Она сумела отвлечь их, пока не прибыли стражи, но при этом пострадала сама.
Она протянула мне затянутую в перчатку руку.
—  Таша Озера. Я много слышала о тебе, Роза. Я бросила на Кристиана сердитый взгляд, и Таша рассмеялась.
—  Не беспокойся,— сказала она.— Только хорошее.
—  Вовсе нет,— возразил он.
Она в раздражении покачала головой.
—  Честно, я понятия не имею, где он набрался таких дурных манер. Уж не от меня точно.
«Это очевидно»,— подумала я.
—  Что вы тут делаете? — спросила я.
— Я хотела провести время с этими двумя. — Ее лоб пересекла еле заметная хмурая складка. — Но по правде говоря, мне не нравится болтаться рядом со школой. Здесь отнюдь не все такие уж гостеприимные...
Сначала я не сообразила, о чем она. Школьные чиновники обычно просто расшибаются в лепешку, когда приезжают представители королевских семей. Но потом до меня дошло.
—  Это из-за... Из-за того, что произошло...
Учитывая, как все обращались с Кристианом из-за его родителей, не следовало удивляться, что его тетя столкнулась с точно такой же дискриминацией.
—  Так уж оно есть. — Таша потерла ладони и выдохнула, ее дыхание образовало в воздухе морозное облачко. — Давайте не будем торчать здесь — мы же можем разжечь внутри огонь.
Я бросила последний тоскующий взгляд на замерзшее озеро и пошла вслед за остальными в дом. Там было пусто, пыльно, грязно... и всего одна комната. В углу стояла ничем не прикрытая узкая кровать; на стенах висели несколько полок, где, по-видимому, когда-то держали запасы продовольствия. Однако тут имелся камин, и вскоре в нем запылал огонь, быстро согревший небольшое пространство. Мы все уселись перед ним, и Таша достала мешок маршмэллоу , которые и начала поджаривать на огне.
Пока мы угощались этими клейкими вкусностями, Лисса с Кристианом разговаривали друг с другом в свойственной им легкой, спокойной манере. К моему удивлению, Таша и Дмитрий тоже общались легко, как хорошо знакомые люди. Очевидно, они знали друг друга с давних пор. Никогда прежде я не видела его таким оживленным. Даже в тех редких случаях, когда он был нежен со мной, его всегда окружала атмосфера серьезности. С Ташей он добродушно подшучивал и смеялся. Чем дольше я слушала ее, тем больше она мне нравилась. Под конец, не в силах оставаться в стороне, я спросила:
—  Значит, вы поедете на лыжную базу? Она кивнула, подавила зевок и потянулась, точно кошка.
—  Я уже сто лет не каталась на лыжах. Времени не хватает. Все свои отпуска приберегала для этого.
—  Отпуска? — Я с любопытством посмотрела на нее. — Вы что... работаете?
—  К сожалению, да, — ответила Таша, хотя в ее голосе не чувствовалось сожаления.— Я веду уроки боевых искусств.
Я была потрясена. Если бы выяснилось, что она астронавт или психолог по телефону, я и то удивилась бы меньше. Множество членов королевских семей вообще не работают, а если уж и работают, то занимаются каким-нибудь инвестированием или другого вида предпринимательством — в общем, тем, что способствует дальнейшему процветанию семьи. И уж никто из них точно не занимается боевыми искусствами или другим видом деятельности, требующим физической нагрузки. Морои имеют множество прекрасных качеств: исключительно обостренные чувства — обоняние, зрение и слух — и способность работать с магией. Но физически они высокие и худощавые, часто тонкокостные. Они также не выносят солнечного света. И хотя все перечисленное не помешает кому-то из них стать воином, оно потребует от него несравненно большего вложения сил. Среди мороев со временем укоренилась идея, что лучший способ нападения — защита, и в массе своей они избегают даже думать о физических конфликтах. Прячутся в хорошо защищенных местах вроде Академии, полагаясь на более сильных и жестких дампиров как своих стражей.
—  Как по-твоему, Роза, — Кристиана, казалось, очень забавляло мое удивление,— ты могла бы одолеть ее?
—  Трудно сказать.
Таша улыбнулась мне.
—  Ты скромничаешь. Я видела, на что вы, ребята, способны. Для меня это просто хобби, которым я зарабатываю на жизнь.
Дмитрий засмеялся.
—  Теперь ты скромничаешь. Ты в состоянии вести здесь половину уроков.
—  Вряд ли, — сказала она.— Я бы почувствовала себя очень неловко, если бы меня победила в бою группа тинейджеров.
—  Не думаю,— возразил он. — Я помню, как ты отделала Нейла Селски.
Таша закатила глаза.
—  И это называется отделала — выплеснуть вино ему в лицо? Разве что его костюм пострадал, а мы все знаем, как он трясется над своей одеждой.
Они оба рассмеялись над чем-то сугубо личным, относительно чего остальные были не в курсе, однако я слушала лишь вполуха. Меня по-прежнему больше всего интриговала ее роль в той истории со стригоями. Я пыталась сдержаться, но в конце концов сдалась.
—  Вы начали учиться боевым искусствам до или после того, что случилось с вашим лицом?
—  Роза! —  прошипела Лисса.
Однако Ташу, похоже, мой вопрос ничуть не огорчил. Да и Кристиана тоже, а ведь обычно он испытывает явную неловкость, когда заходит разговор о нападении его родителей. Таша устремила на меня спокойный, задумчивый взгляд — похожий на тот, который иногда бросал на меня Дмитрий, если я делала что-то удивительное, но такое, что он одобрил бы.
—  После,— ответила она, не выглядя смущенной, хотя я ощутила в ее тоне грусть. — Как много тебе известно?
Я бросила взгляд на Кристиана.
—  Основное.
Она кивнула.
— Я знала... знала, кем стали Лукас и Мойра, и все же оказалась не готова — ни умственно, ни физически, ни эмоционально. Думаю, если бы мне пришлось снова это пережить, я все равно не была бы готова. Однако после той ночи я посмотрела на себя — образно говоря — и поняла, насколько я беззащитна. Всю свою жизнь я рассчитывала только на стражей, которые придут и защитят меня. И дело не в том, что стражи на это неспособны. Как я уже говорила, ты, скорее всего, одолеещь меня в схватке. Но они — Лукас и Мойра — убили двух наших стражей, прежде чем мы поняли, что происходит. Я помешала им забрать Кристиана, но с трудом. Если бы не подоспели другие, я была бы мертва, а он...— Она помолчала с хмурым видом.— Я решила, что не хочу погибать таким образом — без настоящей схватки, не умея защитить себя и тех, кого люблю. Поэтому стала изучать все способы самообороны. Вдобавок спустя какое-то время выяснилось, что я... ну не слишком-то хорошо вписываюсь в здешнее высшее общество. Поэтому перебралась в Миннеаполис и стала зарабатывать на жизнь, обучая других.
Я не сомневалась, в Миннеаполисе живут и другие морои — хотя один бог знает почему,— но я умею читать между строк. Она переехала туда и жила среди людей, держась в стороне от остальных вампиров — как мы с Лиссой на протяжении двух лет. У меня также возникло чувство, будто тут между строк есть и кое-что еще. Она сказала: «изучала все способы самообороны» — то есть больше, чем боевые искусства. В соответствии со своими убеждениями касательно нападения-обороны морои считают, что магию нельзя применять как оружие. Правда, в давние времена ее так и использовали, а некоторые морои обращаются к ней и до сих пор. Кристиан, я знала, один из них. Внезапно до меня дошло, у кого он мог этого набраться.
Все молчали. Разговаривать после такой грустной истории стало трудно. Но Таша, поняла я, из тех людей, которые всегда умеют улучшить настроение. Все оставшееся время она потратила, рассказывая нам разные забавные истории, и от этого нравилась мне еще больше. Она не важничала, как большинство королевских особ, но знала множество сплетен практически обо всех. Дмитрий, похоже, знал многих из тех, о ком она говорила, — поистине удивительно, как такой вроде бы замкнутый человек может знать практически всех в сообществе мороев и стражей?
Они чуть не довели нас до истерики, пока в конце концов Таша не взглянула на часы.
—  Где тут поблизости самые лучшие магазины? — спросила она.
Мы с Лиссой обменялись взглядами и сказали в унисон:
—  Мизула.
Таша вздохнула.
—  Часа два пути, но если я выеду сейчас, то, наверное, успею-до закрытия магазинов. Я безнадежно припозднилась с рождественскими покупками.
Я застонала.
—  Обожаю ходить по магазинам.
—  Я тоже, — сказала Лисса.
Я бросила на Дмитрия полный надежды взгляд.
—  Может, мы могли бы вместе...
—  Нет,— отрезал он.
Я испустила вздох. Таша снова зевнула.
—  Мне нужно выпить кофе, чтобы не уснуть за рулем.
—  А разве один из ваших стражей не может вас отвезти?
Она покачала головой.
—  У меня их нет.
—  Нет...— Я попыталась осмыслить услышанное. — У вас нет стражей?
—  Нет.
Я так и подскочила.
—  Но это невозможно! Вы же из королевской семьи. У вас должен быть хотя бы один. На самом деле два.
Стражей распределял между мороями Совет стражей, загадочным и в высшей степени экономным способом. В некотором роде не слишком справедливая система, учитывая соотношение стражей и мороев. Не принадлежащие к королевским семьям получали стражей путем лотереи, королевские особы всегда обзаводились охраной. Особы высокого ранга часто имели двух дампиров, но даже представители низкого ранга никогда не оставались вообще без стражей.
—  Когда распределяли стражей, семья Озера точно не стояла во главе очереди,— с горечью улыбнулся Кристиан.— С тех пор как... мои родители умерли... стражей все время не хватает.
Мой гнев вспыхнул с новой силой.
—  Но это несправедливо. Нельзя наказывать вас за то, что сделали ваши родственники.
—  Это не наказание, Роза. — Таша, казалось, совсем не была возмущена, а следовало бы, по моему мнению. — Просто... расстановка приоритетов.
—  Вас оставили беззащитной. Вы не можете никуда поехать в одиночестве!
—  Я не беззащитна, Роза. Я уже говорила об этом. И если бы я действительно хотела иметь стража, я могла бы поднять шум, но слишком хлопотно. Мне и так хорошо.
Дмитрий посмотрел на нее.
—  Хочешь, поеду с тобой?
—  И не будешь спать всю ночь? — Таша покачала головой.— Я не могу так обойтись с тобой, Димка.
—  Он не возражает,— быстро вмешалась я, в восторге от этого решения.
Дмитрия, казалось, позабавило, что я говорю за него, но он не стал опровергать меня.
—  Я и вправду не возражаю.
Она заколебалась.
—  Ладно. Но тогда нам нужно отправляться.
Наша противозаконная вечеринка распалась. Морои двинулись в одном направлении, мы с Дмитрием в другом. Они с Ташей договорились встретиться через полчаса.
—  Ну и что ты о ней думаешь? — спросил он, когда мы остались одни.
—  Она мне понравилась. Супер. — Я задумалась.— И я поняла, о каких знаках ты говорил.
—  Ой ли?
Я кивнула, глядя на дорожку, по которой мы шли. Она была посыпана солью, и все же кое-где блестели участки льда.
—  То, что она делала,— не ради славы. Долг. Так же, как... Так же, как моя мама.
Мне претило делать это признание, но правда есть правда. Возможно, Джанин Хэзевей — худшая мать, которую можно себе представить, но страж она выдающийся.
—  Дело не в знаках, не они имеют значение, будь то молнии или шрамы.
—  Ты быстро учишься,— одобрительно сказал он.
Я прямо раздулась от гордости.
—  Почему она называет тебя Димка?
Он негромко рассмеялся. Он много смеялся тем вечером, и мне это очень нравилось.
—  Уменьшительное имя от Дмитрий.
—  Бессмыслица какая-то — совсем не похоже на Дмитрий. Тебя нужно называть... ну не знаю... Дими или что-то в этом роде.
—  По-русски получается иначе.
—  Странный ваш русский.
По-русски уменьшительное имя Василисы было Вася, что для меня не имело никакого смысла.
—  И английский не лучше.
Я лукаво посмотрела на него.
—  Если ты научишь меня ругаться по-русски, я, может, по-новому оценю твой язык.
—  Ты и так ругаешься слишком много.
—  Просто я так самовыражаюсь.
—  Ох, Роза... — Он вздохнул. — Уж как ты выражаешь себя, так, по-моему, никто не умеет.
Я улыбнулась, и некоторое время мы шли молча. Сердце пропустило удар, я так счастлива была просто находиться рядом с ним. Когда мы вместе — в этом есть что-то очень теплое и... правильное.
Пока я не столько шла, сколько парила над тропой, в голове зашевелилась еще одна мысль.
—  Знаешь, в шрамах Таши есть странность.
—  Какая? — спросил он.
—  Эти шрамы... Они ее портят,— медленно начала я, чувствуя, как трудно выразить свою мысль словами. — В смысле, очевидно — раньше она была по-настоящему красива. Но даже с этими шрамами... ну не знаю. Она красива в каком-то другом смысле. Типа... Типа как будто они часть ее. Они делают ее совершенной.
Дмитрий не отвечал, но искоса взглянул на меня. Я тоже, и, когда наши взгляды встретились, я увидела в его глазах мимолетный отблеск прежнего влечения. Он тут же исчез, но я его видела. На смену ему пришли гордость и одобрение, что было почти так же хорошо.
Когда он заговорил, это прозвучало как эхо сказанного прежде.
—  Ты быстро учишься.

ДЕВЯТЬ

Какое-то время после этого я не видела Дмитрия. Позже в тот день он прислал сообщение, в котором предлагал отменить два последующих занятия, поскольку пора готовиться к отъезду из кампуса. Уроки практически подошли к концу, говорил он, в таких условиях небольшой перерыв в тренировках вполне обоснован. Хилое оправдание, и я понимала, не в этом истинная причина отмены занятий. Если он настроен избегать меня, я бы предпочла, чтобы он сослался на то, что ему и другим стражам нужно обеспечивать повышенную безопасность мороев или практиковаться в секретных упражнениях ниндзя.
Что бы он там ни придумал, я понимала — он избегает меня из-за поцелуя. Треклятого поцелуя! Я не сожалела о нем... ну почти. Один бог знает, как сильно мне хотелось поцеловать Дмитрия. Но причины, которые подтолкнули меня к выходке... ну неправильные. Я поступила так, потому что была огорчена, разочарована и просто хотела доказать, что могу это сделать. Я ужасно устала быть правильной и благоразумной! В последнее время я изо всех сил старалась контролировать себя, но, по-видимому, у меня плохо получалось.
Я не забыла объяснений, которые он когда-то дал мне,— мы не можем быть вместе не только из-за разницы в возрасте. Главное, отношения сказались бы на нашей работе. Подтолкнув его к этому поцелую... ну я тем самым раздувала пламя проблемы, которая в конечном счете могла плохо обернуться для Лиссы. Мне не следовало так поступать. Вчера я была неспособна остановиться. Сегодня разум мой прояснился, и я понимала, что натворила.
В утро Рождества мы встретились с Мейсоном. Хорошая возможность выкинуть из головы Дмитрия. Мне нравился Мейсон... сильно нравился. И я ведь не собиралась сбегать с ним и выходить за него замуж. Как сказала Лисса — для меня полезно просто снова начать встречаться с кем-то. Таша была хозяйкой на нашем позднем рождественском завтраке, который организовала в просторном зале дома, предназначенного для гостей Академии. По всей школе кипела бурная деятельность, устраивались вечеринки, ноя обратила внимание, что присутствие Таши всегда создавало определенную дисгармонию. Люди либо тайно разглядывали ее, либо быстро уходили, избегая встречи. Иногда она вела себя с ними вызывающе, иногда старалась не попадаться на глаза. Сегодня она предпочла держаться в стороне от представителей других королевских семей и просто получать удовольствие от маленькой, частной встречи с теми, кто не избегал ее.
Дмитрий тоже был приглашен, и моя решимость заметно поколебалась, когда я увидела его. Он принарядился ради встречи. Ладно, может, «принарядился» — слишком сильно сказано, но сейчас он был ближе к этому, чем когда-либо. Обычно он одевался совсем просто... типа как если бы в любой момент мог кинуться в бой. Сегодня темные волосы были связаны сзади, как будто он сознательно старался придать им аккуратный вид. На нем были обычные джинсы и кожаные ботинки, но вместо футболки черный свитер прекрасной вязки. Обычный свитер, не от какого-нибудь известного модельера и не безумно дорогой, но он придавал-ему легкий налёт изысканности. И господи, как же свитер шел ему!
Дмитрий никак не выражал недовольства моим присутствием, но явно не собирался общаться со мной. Зато с Ташей он разговаривал, и я зачарованно смотрела, как они беседуют в непринужденной манере. Теперь я уже знала, что его добрый друг был дальним родственником Таши, вот так они и познакомились.
—  Пять? — удивленно спросил Дмитрий, они обсуждали детей общего друга.— Я не слышал об этом.
Таша кивнула.
—  Прямо безумие какое-то. Клянусь, интервал между детьми у нее не больше шести месяцев. Она невысокого роста... ну и просто становится все толще и толще.
—  Когда я впервые встретил его, он клялся, что вообще не хочет никаких детей.
Она восхищенно распахнула глаза.
—  Знаю! Прямо не верится! Ты бы видел его сейчас. Он просто тает при виде ребят. Я даже не всегда его понимаю. Клянусь, его разговор больше похож на детский лепет, чем на обычную речь.
На губах Дмитрия заиграла улыбка, что было для него большой редкостью.
—  Ну... дети так воздействуют на взрослых.
— Вот уж чего представить не могу, так чтобы такое случилось с тобой.— Она рассмеялась. — Ты настоящий стоик, всегда. Конечно... думаю, иногда и ты лепечешь, как ребенок, по-русски, но этого никто никогда не слышит.
Тут они оба рассмеялись, а я отвернулась. Хорошо, что Мейсон здесь — по крайней мере, есть с кем поговорить. А мне требовалось отвлечься: мало того что Дмитрий игнорировал меня, так еще и Лисса с Кристианом полностью погрузились в собственный мир. По-видимому, от секса их любовь лишь окрепла. Я даже спрашивала себя, удастся ли мне хоть немного пообщаться с Лиссой на лыжной базе. В какой-то момент она оторвалась от него, чтобы вручить мне рождественский подарок.
Я открыла коробку, заглянула внутрь и увидела нитку бусин густого красно-коричневого цвета, издающих сильный запах роз.
—  Что это...
Я подняла нитку. С одного ее конца свешивалось тяжелое золотое распятие. Лисса подарила мне четки.
—  Хочешь обратить меня? — с кривой улыбкой спросила я.
Лисса верила в Бога и регулярно посещала церковь. Как и многие моройские семьи, вышедшие из России и Восточной Европы, она была ортодоксальной христианкой.
Я? Ну, меня скорее можно, назвать ортодоксальным агностиком. Я считаю, что Бог, скорее всего, существует, но вникать в суть этой проблемы не имею ни времени, ни желания. Лисса уважала мою позицию и никогда не навязывала мне свою веру. В свете этого ее подарок выглядел... ну странным.
—  Переверни распятие,— сказала она, явно забавляясь моим потрясенным видом.
Я так и сделала. На обратной стороне креста в золоте был вырезан дракон в венке из цветов. Герб Драгомиров. Я в полном недоумении посмотрела на нее.
—  Это фамильная ценность, — объяснила она. — Один из папиных друзей сохранил коробки с его вещами. Четки лежали там. Когда-то они принадлежали стражу моей прапрабабушки.
—  Лиссе...— Теперь четки приобрели совсем новый смысл. — Я не могу... Ты не можешь подарить мне такую вещь.
—  Ну, я определенно не могу оставить ее у себя. Она предназначена для стража. Моего стража.
Я обвила нитку вокруг запястья. Прикосновение креста к коже вызывало ощущение холода.
—  Знаешь,— поддразнила ее я,— существует большая вероятность, что меня вышибут из школы прежде, чем я стану твоим стражем.
Она улыбнулась.
—  Ну, тогда ты вернешь их мне.
Все засмеялись. Таша начала говорить что-то, но взглянула на дверь и оборвала себя.
—  Джанин!
Там стояла моя мать, и выглядела она жестче и невозмутимее, чем когда-либо.
—  Извини, что опоздала, — сказала она. — Надо было закончить одно дело.
Дело. Как всегда. Даже на Рождество.
Воспоминания о нашем «бое» нахлынули на меня, кровь прилила к щекам, живот свело. Она ми разу не попыталась связаться со мной со времени этого происшествия два дня назад, даже когда я лежала в больнице. Никаких извинений. Вообще ничего. Я стиснула зубы.
Она подсела к нам и вскоре включилась в разговор. Я уже давно обнаружила, что она может обсуждать лишь одну тему: работу стража. Интересно, есть у нее хоть какое-то хобби? Поскольку нападение на семью Бадика было у всех на уме, она принялась описывать похожее сражение, в котором принимала участие. К моему ужасу, Мейсон впитывал каждое ее слово, точно губка.
—  Ну, обезглавливание — не такое легкое дело, как кажется, — характерным для нее сухим, прозаичным тоном говорила она. Я никогда и не думала, что это легко, но она, по-видимому, полагала, будто все уверены, будто это раз плюнуть. — Нужно перерубить спинной мозг и сухожилия.
Благодаря нашей связи я почувствовала, что Лиссу начало подташнивать. Такие жуткие разговоры не для нее.
Глаза Мейсона вспыхнули.
—  Каким оружием лучше всего делать это?
Мать задумалась.
—  Топором. Он тяжелый.
Иллюстрируя свои слова, она с силой взмахнула рукой.
—  Круто,— сказал Мейсон. — Господи, надеюсь, мне позволят носить топор.
Комическая и нелепая идея, поскольку топор — не то оружие, которое таскают с собой. Мелькнувший образ Мейсона, идущего по улице с топором на плече, слегка улучшил мое настроение. Увы, это длилось совсем недолго.
По правде говоря, я ушам своим не верила, что мы на Рождество ведем такой разговор. Присутствие матери всему придавало мрачный характер. По счастью, встреча вскоре закончилась. Кристиан с Лиссой ушли по своим делам, Дмитрию и Таше, по-видимому, тоже было чем заняться. Мы с Мейсоном уже подходили к своему спальному корпусу, когда моя мать нагнала нас.
Никто не произнес ни слова. Звезды усыпали ночное небо, яркие и резкие, их блеск был под стать сверканию льда и снега вокруг. На мне была парка цвета слоновой кости, подбитая искусственным мехом. Она хорошо согревала тело, хотя не защищала от порывов холодного, обжигающего лицо ветра. Все время, пока мы шли, я ждала, что мать свернет туда, где жили стражи, но она вместе с нами вошла в спальный корпус.
—  Я хотела бы поговорить с тобой,— в конце концов сказала она.
Я мгновенно насторожилась. Что еще я натворила?
Больше она не добавила ни слова, но Мейсон мгновенно понял намек. Он тактичен, хотя в данный момент я пожалела, что он такой. И еще мне показалось, есть оттенок иронии в том, что он, жаждущий сразиться со всеми стригоями в мире, боится моей матери.
Он бросил на меня извиняющийся взгляд.
—  Эй, мне нужно кое-куда заглянуть. Увидимся позже.
Я с сожалением проводила его взглядом, от всего сердца желая броситься следом. Скорее всего, попытайся я сбежать, мамочка блокировала бы меня захватом и подбила второй глаз. Переминаясь с ноги на ногу, я смотрела куда угодно, только не на нее и ждала, пока она заговорит. Уголком глаз я заметила, как люди поглядывают на нас. Похоже, всем на свете известно, что это она поставила мне синяк; я внезапно почувствовала, что не хочу выслушивать ее лекцию в присутствии свидетелей.
—  Хочешь... м-м-м... пойдем в мою комнату? — спросила я.
Она выглядела удивленной, почти колеблющейся.
—  Хорошо.
Я повела ее наверх, стараясь держаться на безопасном расстоянии. Между нами возникли неловкость и напряжение. Войдя в комнату, она не сказала ничего, но внимательно все осмотрела, как будто тут могли прятаться стригои. Я села на постель, не зная, что делать, она расхаживала по комнате. Провела пальцами по стопке книг касательно поведения животных и эволюции.
—  Это для школы? — спросила она.
—  Нет. Мне просто интересно, вот и все. Она вскинула брови. Для нее это была новость.
Но как иначе? Она вообще ничего не знала обо мне. Она продолжала осмотр, останавливаясь, чтобы изучить всякие мелочи, которые, по-видимому, удивляли ее применительно ко мне. Фотография, сделанная на Хеллоуин, где мы с Лиссой в костюмах фей. Упаковка фруктовых пирожков. Казалось, мать встретилась со мной впервые в жизни.
Внезапно она повернулась и протянула ко мне руку.
—  Вот.
Вздрогнув, я подставила свою ладонь. В руку упало что-то прохладное. Округлый брелок, совсем маленький, не больше десятицентовой монеты в диаметре. На серебряном основании крепился плоский диск из концентрических стеклянных кружков. Нахмурившись, я провела пальцем по его поверхности. Странно, но круги придавали брелку сходство с глазом. Внутренний круг был крошечный, словно зрачок, темно-голубой, но выглядел черным. Следующий за ним — бледно-голубой, а его окружал белый. Наружный круг выглядел как очень тонкое кольцо темно-голубого цвета.
—  Спасибо. Я... Мне нечего подарить тебе. Подарок был странный, какого черта она дарит мне глаз? Но все же подарок. Она кивнула, лицо снова бесстрастное и равнодушное.
—  И прекрасно. Мне ничего не надо.
Она отвернулась и продолжила ходить по комнате. Места здесь было немного, но из-за невысокого роста она могла делать маленькие шажки. Каждый раз, когда она проходила мимо окна над постелью, свет падал на темно-рыжие волосы. С любопытством наблюдая за ней, я поняла, что она нервничает не меньше меня.
Наконец она остановилась и посмотрела на меня.
—  Как твой глаз?
—  Лучше.
—  Хорошо.
Она открыла рот, и я почувствовала, что она на грани того, чтобы извиниться. Но она промолчала.
Вместо этого она снова принялась расхаживать. Я поняла, что не могу больше оставаться в бездействии, и начала убирать свои подарки. Этим утром я получила много милых вещей. Одна из них — шелковое платье от Таши, красное, украшенное вышитыми цветами. Мать смотрела, как я вешаю его в свой маленький шкаф.
—  Очень мило со стороны Таши.
—  Да, — бросила я. — Я не знала, что она сделает мне подарок. Она мне нравится.
—  Мне тоже.
Я удивленно отвернулась от шкафа и посмотрела на маму. Ее удивление было зеркальным отражением моего. Если бы не моя постоянная настороженность в отношении нее, я сказала бы, что мы впервые сошлись в чем-то. Может, рождественские чудеса и впрямь случаются.
—  Страж Беликов — подходящая пара для нее.
—  Дмитрий? — Я удивленно подняла бровь. О чем она говорит?
— Страж Беликов, — строго повторила она, явно не одобряя моей фамильярности в отношении наставника.
—  В каком... В каком смысле пара? Она вскинула бровь.
—  Ты не слышала? Она попросила его быть ее стражем — поскольку у нее нет ни одного.
Я почувствовала себя так, словно она снова меня ударила.
—  Но он... уже назначен. Защищать Лиссу.
—  Это может быть пересмотрено. И независимо от репутации Озера... она ведь по-прежнему принадлежит королевской семье. Если она поднажмет, то добьется своего.
Я тупо уставилась в пространство.
—  Ну, я полагаю, они друзья.
—  Более чем — или, по крайней мере, могут стать.
Бам! Новый удар.
—  Что?
— М-м-м... Ну, она... проявляет к нему интерес. — Судя по тону матери, для нее романтические проблемы никакого интереса не представляли. — Она хочет иметь детей-дампиров, так что, если он станет ее стражем, они в конце концов смогут... м-м-м... договориться.
О мой бог!
Время остановилось.
Сердце тоже перестало биться.
До меня дошло, что мать ждет ответа. Она стояла, прислонившись к столу, и смотрела на меня. Может, она и способна затравить стригоя, но о моих чувствах не догадывалась.
—  И... И что? Он согласен? Стать ее стражем? — запинаясь, спросила я.
Мама пожала плечами.
—  Пока, по-моему, нет, но согласится, конечно. Прекрасная возможность.
—  Конечно,— эхом повторила я.
С какой стати Дмитрию отказываться от роли стража своей подруги и от возможности иметь ребенка?
По-моему, мама говорила что-то еще, но я ничего не слышала. Я думала о том, как Дмитрий покидает Академию, покидает меня. Думала о том, как хорошо ладят друг с другом он и Таша. И тут воображение сорвалось с цепи. Перед моим внутренним взором разворачивались сцены будущего. Таша и Дмитрий вместе. Ласкают друг друга. Целуются. Обнаженные. Ну и все такое прочее...
Я плотно зажмурилась на мгновение и снова открыла глаза.
—  По правде говоря, я устала.
Мама остановилась посреди фразы, я понятия не имела, о чем она перед этим говорила.
—  Я действительно устала,— повторила я. Голос мой звучал глухо и опустошенно; никаких эмоций.
— Спасибо за глаз... м-м-м... за подарок, но если не возражаешь...
Мать удивленно и озадаченно смотрела на меня. Потом мгновенно приняла непроницаемый вид. До этого момента я не осознавала, в какой степени она утратила контроль. Пусть и на короткое время, она позволила себе стать уязвимой со мной. Теперь эта уязвимость исчезла.
—  Конечно, — сухо ответила она. — Я не хочу докучать тебе.
Мне хотелось объяснить ей свое поведение.
Хотелось сказать, что я выгоняю ее не по какой-то личной причине. И еще поведать ей, как я мечтала, чтобы она была доброй, понимающей матерью, которой можно довериться. Матерью, с которой легко обсуждать даже любовные переживания. В общем, такой, какой все вокруг представляют себе мать.
Господи! На самом деле я хотела поговорить об этом хоть с кем-нибудь, в особенности сейчас. Но я чувствовала себя раздавленной, не могла произнести ни слова. Как будто у меня выдрали сердце и швырнули его в дальний угол комнаты. В груди возникла жгучая, мучительная боль. И пустота, которая, казалось, никогда не заполнится. Одно дело — смириться с тем, что я не могу больше быть с Дмитрием, и совсем другое — узнать, что мое место займет другая женщина. Я молчала, просто утратила дар речи.
Злость вспыхнула в глазах матери, она поджала губы с характерным для нее выражением недовольства. После чего без единого слова развернулась и вышла, хлопнув дверью. Хлопанье дверью часто бывало и моим приемом. Полагаю, некоторые гены у нас действительно общие. Однако я почти мгновенно забыла о ней. Просто сидела и думала. Думала и воображала. Так практически я провела всю оставшуюся часть дня. Пропустила обед. Поплакала. Но в основном сидела на постели, все глубже погружаясь в депрессию. Представлять Дмитрия и Ташу вместе — ужасно, но, как выяснилось, еще хуже вспоминать, как мы с ним были вместе. Никогда больше он не прикоснется ко мне так, никогда не поцелует снова... Это было худшее Рождество в моей жизни.

ДЕСЯТЬ

Поездка на лыжную базу приближалась. Выкинуть из головы всю эту историю с Дмитрием и Ташей оказалось выше моих сил, но, по крайней мере, сбор вещей и другая подготовка к поездке помогли немного отвлечься. Когда дело касалось нашей безопасности, Академия проявляла особую заботливость, иногда это сулило приятные сюрпризы. Так, Академия имела в своем распоряжении два частных самолета. „Следовательно, стригои не смогут напасть на нас ни в каком аэропорту, и мы будем путешествовать с шиком. Самолеты поменьше коммерческих, но удобные и просторные. Сиденья откидывались назад — ложись и спи. Если перелет предстоял долгий, можно было смотреть фильмы, для чего в спинку соседнего кресла вмонтировали маленькие пульты управления. Иногда нам даже подавали какую-нибудь необычную еду. Я была готова поспорить, однако, что этот перелет слишком короток для кино и обеда.
Мы отбыли поздним вечером двадцать шестого. Поднявшись на борт самолета, я поискала взглядом Лиссу, потому что хотела поговорить с ней; после рождественского завтрака мы практически не общались. И не удивилась, увидев, что она сидит рядом с Кристианом и вид у них такой, будто они отнюдь не жаждут чьего-то присутствия. Слышать их разговор я не могла, но Кристиан обнимал ее за плечи и светился от радости. Я по-прежнему считала — он не в состоянии позаботиться о ней так, как я, но признавала, что он делал ее счастливой. Я выдавила улыбку, кивнула им и прошла по проходу туда, откуда мне махал Мейсон. По дороге миновала сидящих рядом Ташу и Дмитрия, но сознательно проигнорировала их.
—  Привет.
Я опустилась в кресло рядом с Мейсоном. Он улыбнулся мне.
—  Привет. Ну как, готова к лыжным гонкам?
—  Как никогда.
—  Не волнуйся,— подмигнул он. — Я буду тактичен с тобой.
Я усмехнулась и откинула голову на спинку сиденья.
—  По-моему, ты бредишь.
—  Благоразумные парни такие скучные.
К моему удивлению, он накрыл мою руку своей. Кожа у него была теплая, я почувствовала легкое покалывание от его прикосновения. Это испугало меня. До сих пор я считала, что Дмитрий единственный, вызывающий у меня такую реакцию.
«Пора идти вперед, — подумала я.— Дмитрий, очевидно, так и поступает. И мне давным-давно следовало».
Я переплела свои пальцы с пальцами Мейсоиа, и этот жест застал его врасплох.
«Наверное, будет забавно».
Так оно и оказалось.
Я постоянно старалась напоминать себе, что мы здесь из-за случившейся трагедии, а где-то есть стригои и люди, готовые нанести удар. Но остальные словно начисто обо всем забыли. Лыжная база оказалась потрясающей. Внешне она выглядела как бревенчатый дом, но где вы видели дом, способный вместить сотни людей и создать им невероятно роскошные условия? Трехэтажное отсвечивающее золотом деревянное строение разместилось среди высоких сосен. Окна большие, с изящным арочным верхом и, естественно, затененные для удобства мороев. Хрустальные светильники — электрические, по форме напоминающие фонари,— висели у всех входов, дом сверкал, словно усыпанный драгоценными камнями.
Нас окружали горы, мое обостренное зрение едва различало их ночью, но я готова была поспорить — при свете дня вид будет изумительный. С одной стороны дома располагалось собственно место для катания на лыжах — крутые холмы, лыжные трассы, подъемники и буксирные тросы. С другой стороны — восхитительный каток. Рядом с ним тянулись пологие холмы для катания на санях. И это лишь то, что имелось снаружи.
Внутри все было обустроено для удовлетворения любых нужд мороев. Конечно, «кормильцы», двадцать четыре часа в сутки готовые к услугам. Катание в ночном режиме. Защитные кольца вокруг базы и стражи повсюду. Все, что может пожелать живой вампир. В главном вестибюле со сводчатого потолка свешивалась огромная люстра. Пол выложен мраморными плитами, образующими сложный узор, за конторкой круглые сутки сидел портье, готовый удовлетворить любые желания. Остальная часть базы — коридоры и комнаты отдыха — были выдержаны в красно-черно-золотистых тонах. Темно-красный цвет доминировал над остальными, и я невольно задавалась вопросом, случайно ли это сходство с кровью. Стены украшали зеркала и произведения искусства, здесь и там стояли маленькие декоративные столики, на них вазы с бледно-зелеными в фиолетовых крапинках орхидеями, наполняющие воздух острым ароматом.
Комната, предназначенная для нас с Лиссой, была больше, чем обе комнаты в Академии, вместе взятые, и отделана так же богато, как вся база.
Плюшевый ковер отличал такой толстый ворс, что я прямо у входа скинула туфли и прошлась босиком, наслаждаясь тем, как мягко моим ногам. Две огромные кровати покрывали пуховые одеяла, и на них было так много подушек, что, клянусь, человек мог навсегда затеряться среди них. Застекленные двери вели на просторный балкон, и это было бы круто, учитывая, что мы располагались на верхнем этаже, если бы не мороз снаружи. В дальнем конце балкона стояла ванна для двоих, но, на мой взгляд, она вряд ли была актуально в такой мороз.
Утопая в роскоши, я достигла той стадии перегруженности впечатлениями, когда все начинает сливаться вместе. Ванна из черного мрамора. ТВ с плазменным экраном. Корзинка с шоколадом и другими сладостями. Когда мы наконец решили пойти покататься, мне определенно не хотелось покидать комнату. По-моему, я с огромным удовольствием провела бы все каникулы, не высовывая отсюда носа.
Тем не менее мы в конце концов выбрались наружу, и, каким-то образом сумев выкинуть из головы Дмитрия и мать, я начала получать удовольствие. Помогло то, что база оказалась обширна и шансы встретиться с ними были невелики. Впервые за несколько недель я смогла полностью сосредоточиться на Мейсоне и осознала, насколько он компанейский человек. И с Лиссой я общалась больше, чем когда-либо за последнее время, отчего мое настроение тоже улучшилось.
Лисса, Кристиан, Мейсон и я — получилось что-то вроде двух пар. Почти весь первый день мы катались на лыжах, хотя двум мороям среди нас пришлось трудновато. Учитывая наши с Мейсоном бесконечные тренировки, ни он, ни я не боялись рискованных спусков. Состязательная природа подталкивала нас выписывать немыслимые виражи, чтобы превзойти друг друга.
—  Вы, ребята, прямо самоубийцы,— в какой-то момент заметил Кристиан.
Уже стемнело, и фонари на высоких столбах освещали его пораженное лицо.
Он и Лисса ждали у основания холма, глядя, как мы с Мейсоном спускаемся на безумной скорости. Где-то в глубине души я понимала, что это опасно, что Дмитрий посоветовал бы мне постараться сдерживать себя, но безрассудство оказалось сильнее. Темный всплеск мятежности не позволял отступить.
Сделав резкий поворот, мы остановились, веером рассыпая, снег.
—  Ну, это просто разминка,— с ухмылкой сказал Мейсон.— В смысле, Роза оказалась в состоянии все время держаться вровень со мной. Невинная забава.
Лисса покачала головой.
—  Вам не кажется, что вы заходите слишком далеко?
Мы с Мейсоном посмотрели друг на друга.
—  Нет.
—  Ну, вы как хотите, а мы возвращаемся,— заявила Лисса.— Постарайтесь не сломать себе шею.
Они с Кристианом ушли, рука об руку. Проводив их взглядом, я повернулась к Мейсону.
—  Я готова продолжить. А ты?
—  Да уж не сомневайся.
Мы поднялись на вершину холма. Приготовившись скатиться вниз, Мейсон спросил:
—  Как насчет вот этого? Видишь? Сначала кочки, перевал через гребень с разворотом на сто восемьдесят градусов, чтобы не врезаться вон в те деревья, а потом вниз.
Я проследила взглядом в том направлении, куда указывал его палец: один из самых длинных склонов, трасса очень неровная.
—  Это и вправду безумие, Мейсон,— нахмурившись, ответила я.
—  Ах! — воскликнул он победоносно.— Она в конце концов спеклась.
—  Ничего не спеклась.— Бросив еще один взгляд на головокружительный спуск, я сдалась.— Ладно. Пошли.
Он взмахнул рукой.
—  Ты первая.
Я вдохнула побольше воздуха и ринулась вниз. Лыжи гладко скользили по снегу, яростный ветер бил в лицо. Первый прыжок прошел точно и чисто, но далыне скорость так сильно возросла, что до меня по-настоящему дошло, насколько опасна наша забава. На то, чтобы принять решение, было мгновение... нет, крошечная доля мгновения. Если я отступлю, Мейсон продолжит куражиться — а мне действительно хотелось натянуть ему нос. Если я сумею проделать этот чертов спуск, то моя чудовищная репутация будет подтверждена. Но если попытаюсь и не справлюсь... то действительно могу сломать себе шею.
Голос, подозрительно похожий на голос Дмитрия, зазвучал в голове, напоминая о необходимости понимать, когда требуется проявить самообладание и сделать мудрый выбор. Я решила проигнорировать этот голос и ринулась дальше.
Трасса была в точности такая трудная, как я опасалась, но я прошла ее без сучка без задоринки, один резкий, опасный разворот за другим, вздымая фонтаны снега. Благополучно спустившись, я посмотрела вверх и увидела, что Мейсон стоит, неистово жестикулируя. Разглядеть выражение его лица или расслышать слова я не могла, но представляла, что он разразился приветственными криками. Я помахала в ответ и стала ждать, пока он спустится.
Увы... На полпути вниз Мейсон не справился с одним из прыжков. Его лыжи сцепились, ноги нелепо изогнулись, и он упал.
Я добралась до него одновременно со служителями лыжной базы. Ко всеобщему облегчению, Мейсон не сломал ни шею, ни что-нибудь еще. Тем не менее сильно растянул щиколотку и, скорее всего, до конца каникул утратил возможность кататься на лыжах.
Пылая яростью, подбежала одна из инструкторов, наблюдающих за склонами.
— О чем вы только думаете, ребята? — набросилась она на нас и повернулась ко мне.— Я просто глазам своим не верила, глядя на твои трюки! — Она снова перевела взгляд на Мейсона.— А тебе, конечно, непременно хотелось повторить ее «подвиг»!
Я хотела возразить, что это вообще-то была его идея, но в тот момент не имело значения, кто виноват. Я просто радовалась, что все обошлось. Однако, когда мы оказались «дома», меня начало грызть чувство вины. Я вела себя безответственно. Что, если бы он серьезно пострадал? Ужасные видения заплясали перед моим внутренним взором. Мейсон со сломанной ногой... со сломанной шеей...
О чем только я думала? Никто не заставлял меня спускаться по трассе. Мейсон предложил, да... но я же не воспротивилась. А ведь могла. Скорее всего, Мейсон стал бы насмехаться надо мной, но он в достаточной мере сходил по мне с ума, чтобы с помощью какой-нибудь женской уловки я смогла остановить его издевки. Я оказалась неспособна устоять перед ощущением восторга и риска — в точности как когда целовала Дмитрия,— не задумываясь о последствиях, потому что где-то внутри все еще таилось это импульсивное желание быть необузданной, полностью раскрепощенной. Мейсоном оно тоже владело, его желание воззвало к моему и...
После того как он оказался в безопасности на базе и приложил лед к щиколотке, я понесла наше снаряжение наружу, на склад. Возвращаясь, я вошла через другую дверь. Этот вход находился на большой открытой галерее с резными деревянными перилами. Галерея была встроена в горный склон, и с нее открывался потрясающий вид на окрестные горы и долины — если, конечно, вы в состоянии простоять на морозе достаточно долго, чтобы восхититься им. Большинство людей явно неспособны на подобный подвиг.
Я поднялась по ступенькам на галерею, громко топая, чтобы стряхнуть снег с ботинок. В воздухе ощущался густой аромат, одновременно острый и сладковатый. В нем чувствовалось что-то знакомое, но не успела я идентифицировать его, как внезапно из темноты ко мне обратился голос:
—  Привет, маленькая дампирка.
Я вздрогнула, сообразив, что на галерее кто-то стоит. Неподалеку от двери к стене прислонился парень... морой. Он поднес ко рту сигарету, глубоко затянулся, бросил ее на пол, затоптал окурок и криво улыбнулся мне. Вот что это за запах, поняла я. Сигареты с гвоздикой. Насторожившись, я остановилась, скрестив на груди руки и разглядывая его. Он был ниже Дмитрия, но не такой худой, как многие моройские парни. Длинное темно-серое пальто — скорее всего, из безумно дорогой смеси шерсти и кашемира — сидело на нем исключительно хорошо, и кожаные ботинки тоже свидетельствовали о больших деньгах. Темно-каштановые волосы выглядели взъерошенными, но чувствовалось, им сознательно придали такой нид, а глаза у него были не то голубые, не то зеленые — не хватало света разглядеть. Лицо привлекательное, и, по моим прикидкам, он был на пару лет старше меня. Выглядел он так, словно сбежал с какого-то званого обеда.
—  Да? — спросила я.
Его взгляд пробежал по моему телу. Я привыкла к вниманию со стороны моройских парней, хотя оно не так откровенно проявлялось. И обычно я не была закутана в зимнюю одежду и синяк под глазом не красовался.
—  Просто сказал «привет», вот и все.
Я думала, за этим что-то последует, но он лишь сунул руки в карманы пальто. Я пожала плечами и сделала пару шагов вперед.
—  Знаешь, ты хорошо пахнешь,— неожиданно сказал он.
Я снова остановилась и недоуменно посмотрела на него, отчего его кривая улыбка стала еще шире.
—  Я... м-м-м... что?
—  Ты пахнешь хорошо,— повторил он.
—  Шутка?
Я истекала потом весь день. Это отвратительно, он наверняка издевался.
Я хотела продолжить путь, но в этом парне было что-то фантастически неотразимое, как крушение поезда. Он не показался мне привлекательным per se , просто внезапно захотелось поговорить с ним.
—  Пот — не такая уж плохая вещь.— Он прислонился затылком к стене и задумчиво смотрел вверх.— Самые запоминающиеся жизненные моменты сопровождаются выделением пота. Да, если его слишком много и он давнишний и затхлый, то это пошло. Но пот прекрасной женщины... Он хмельной. Если бы ты обладала восприятием вампира, то понимала бы, о чем я говорю. Большинство людей все портят, заливая себя духами. Духи, может, и неплохо... в особенности соответствующие твоему природному запаху. Но лично тебе нужно их совсем чуть-чуть. Смесь из двадцати процентов духов и восьмидесяти процентов твоего пота... м-м-м...— Он склонил голову набок и посмотрел на меня. — Чертовски сексуально.
Я внезапно вспомнила Дмитрия и его лосьон после бритья. Да, чертовски сексуально, но, конечно, обсуждать это с незнакомым парнем я не собиралась.
—  Ну, спасибо за урок гигиены, — сказала я.— Но у меня нет никаких духов, и я собираюсь принять душ и смыть с себя пот. Извини.
Он достал пачку сигарет и предложил мне. При этом он сделал всего шаг в мою сторону, но я почувствовала исходящий от него запах чего-то еще... Алкоголь. Я покачала головой, отказываясь от сигареты, и он вытряхнул одну для себя.
—  Плохая привычка,— заметила я, глядя, как он прикуривает.
—  Одна из многих.— Он глубоко затянулся.— Ты из Святого Владимира?
—  Ага.
—  Значит, будешь стражем, когда закончишь Академию.
—  Очевидно.
Парень выдохнул дым, и я смотрела, как он медленно плывет в ночи. Обостренное вампирское восприятие или нет, просто удивительно, как он мог почувствовать запах чего-то еще, когда вокруг витал густой аромат гвоздики.
—  Как долго тебе еще учиться? — спросил он.— Мне может понадобиться страж.
—  Я заканчиваю Академию весной, но у меня уже есть договоренность. Извини.
В его глазах вспыхнуло удивление.
—  Да? И кто же он?
—  Это она. Василиса Драгомир.
— А-а...— Его лицо расплылось в широкой улыбке.— Я понял, что ты — ходячая неприятность, едва увидел тебя. Ты дочь Джанин Хэзевей.
—  Я Роза Хэзевей,— поправила я.
—  Рад познакомиться, Роза Хэзевей.— Он протянул затянутую в перчатку руку, и после недолгого колебания я пожала ее. — Адриан Ивашков.
—  Значит, по-твоему, я — ходячая неприятность, — пробормотала я.
Ивашковы — королевская семья, одна из самых богатых и влиятельных. Они относились к тому сорту людей, которые считают, будто могут заполучить все, и добиваются этого всеми способами. Неудивительно, что он такой самоуверенный. Он засмеялся — звучным, почти мелодичным смехом. Почему-то его смех вызвал у меня ассоциацию с растопленным жженым сахаром, капающим с ложки.
—  Удобно, правда? И твоя, и моя репутации идут впереди нас.
Я покачала головой.
—  Ты ничего не знаешь обо мне. А мне известно лишь о твоей семье. О тебе я ничего не знаю.
—  А хочешь? — нахально спросил он.
—  Сожалею. Парни постарше меня не интересуют.
—  Мне двадцать один. Не такая уж большая разница.
—  У меня есть бойфренд.
Маленькая ложь. Мейсон пока не числился моим бойфрендом, но я надеялась, Адриан оставит меня в покое, узнав, что место занято.
—  Забавно, что ты не сообщила об этом сразу же,— задумчиво сказал он. — Не он поставил тебе синяк?
Щеки вспыхнули даже на холоде. Я надеялась, он не заметил мой заплывший глаз; глупо, конечно. Со своим вампирским зрением он наверняка разглядел его, как только я поднялась на галерею.
—  Если бы он это сделал, то расстался бы с жизнью. Я получила его во время... тренировки. В смысле, я же собираюсь стать стражем. Наши нанятая всегда проходят бурно.
—  Возбуждает.
Он уронил вторую сигарету и сбросил ее с галереи.
—  Что — ударить меня в глаз?
— Ну нет. Конечно нет. Я имел в виду идею бурного общения с тобой — вот что возбуждает. Я большой любитель... м-м-м... контактных видов спорта.
—  Не сомневаюсь, — сухо отрезала я.
Он был самоуверенный, нахальный, и все же я никак не могла заставить себя уйти. За спиной послышались шаги, и я обернулась. По дорожке в направлении ступенек на галерею шла Мия. Увидев нас, она резко остановилась.
—  Привет, Мия.
Она переводила взгляд с меня на Адриана.
—  Еще один парень? — спросила она. Судя по ее тону, я имела собственный гарем мужчин.
Адриан бросил на меня вопросительный, удивленный взгляд. Я стиснула зубы и решила не снисходить до ответа. Вместо этого я проявила нехарактерную для меня вежливость.
—  Мия, это Адриан Ивашков.
Адриан включил свое обаяние, прежде обращенное на меня. Они обменялись рукопожатием.
—  Рад знакомству с подругой Розы, в особенности с такой хорошенькой.
Судя по его тону, мы знали друг друга с детства.
—  Мы не подруги,— сказала я.
Мой запас вежливости подходил к концу.
—  Роза водится только с парнями и психопатами, — заявила Мия.
Как обычно, когда речь заходила обо мне, ее голос звучал презрительно, но что-то в выражении лица подсказывало — Адриан заинтересовал ее.
—  Ну, — сказал он жизнерадостно, — поскольку я и психопат, и парень, это объясняет, почему мы такие добрые друзья.
—  Мы с тобой не друзья, — возразила я. Он рассмеялся.
—  Строишь из себя недотрогу, да?
—  Она не строит из себя недотрогу, — буркнула Мия, явно расстроенная тем, что Адриан уделяет мне больше внимания. — Можешь расспросить половину парней нашей школы.
—  Ну да, а другую половину расспроси насчет Мии,— парировала я.— Если ты готов оказать ей какую-нибудь любезность, она в долгу не останется.
Когда Мия объявила нам с Лиссой войну, ей удалось подбить двоих парней распустить слух, будто я вытворяла с ними черт-те что. Правда, чтобы уговорить их разнести эту ложь, она сама переспала с ними.
Тень смущения пробежала по ее лицу, но она не утратила присутствия духа.
—  Ну, по крайней мере, я делаю это не бесплатно.
Адриан издал что-то вроде мяуканья.
—  Ты закончила? — спросила я. — Тебе пора баиньки, а взрослым хотелось бы поговорить.
Почти детский вид Мии был для нее больным вопросом, и я часто использовала это обстоятельство.
—  Конечно, — решительно заявила она, щеки у нее порозовели, лишь усиливая впечатление фарфоровой куколки. — У меня есть занятия поинтереснее. — Она направилась к двери, но остановилась, положив на нее руку, и обернулась к Адриану. — Знаешь, это мамочка поставила ей синяк.
С этими словами она вошла в дом, и необычные поворачивающиеся стеклянные двери закрылись за ней.
Мы с Адрианом стояли в молчании. В конце концов он раскурил новую сигарету.
—  Твоя мама?
—  Заткнись!
—  Ты из числа тех, кто находит либо задушевных друзей, либо смертельных врагов, верно? Никаких полутонов. Вы с Василисой, наверное, как сестры?
—  Надеюсь!
—  Как она?
—  А? Что ты имеешь в виду?
Он пожал плечами, вроде бы подчеркнуто легкомысленно, но я понимала, что это не так.
—  Ну, не знаю. В смысле, мне известно о вашем побеге... и еще была эта история с ее семьей и Виктором Дашковым...
Упоминание о Викторе заставило меня напрячься.
—  И?..
—  Не знаю. Просто подумал, может, этого слишком много для нее... ну, чтобы справиться.
Я внимательно разглядывала его. Был момент, когда просочились слухи о невменяемости Лиссы, но их быстро загасили. Большинство людей забыли об этом или вообще сочли ложью.
—  Мне пора идти.
Я решила, что сейчас разумнее всего избежать дальнейших вопросов.
—  Уверена? — спросил он лишь чуть-чуть разочарованно, в основном оставаясь таким же самоуверенным и самодовольным.
Что-то в нем по-прежнему интриговало меня, но оно не стоило того, чтобы идти против принципов или втягиваться в обсуждение Лиссы.
—  Мне казалось, пришло время взрослых разговоров. Мне хотелось бы обсудить множество взрослых вещей.
—  Уже поздно, я устала, а от твоих сигарет разболелась голова.
—  А по-моему, очень мило.— Он затянулся и выдохнул дым. — Некоторые женщины считают, что сигареты придают мне сексуальный вид.
—  Думаю, ты куришь, чтобы чем-то занять себя, пока обдумываешь следующее остроумное замечание.
Он рассмеялся, одновременно затягиваясь, и чуть не поперхнулся дымом.
—  Роза Хэзевей, жду не дождусь нашей новой встречи. Если ты столь очаровательна, когда устала, раздражена, и столь великолепна с синяком под глазом и в лыжных одежках, то на высоте положения ты, должно быть, просто разрушительна.
—  Если под «разрушительна» ты имеешь в виду, что тебе следует опасаться за свою жизнь, то да, ты прав.— Я толкнула дверь.— Доброй ночи, Адриан.
—  До скорой встречи.
—  Не думаю. Я уже говорила, не интересуюсь теми, кто старше.
Я вошла в дом. Дверь закрылась, и до меня донеслось еле слышное:
—  Конечно, не интересуешься.

ОДИННАДЦАТЬ

На следующее утро Лисса встала и ушла еще до того, как я зашевелилась. Это означало, что ванная в полном моем распоряжении и я могу спокойно привести себя в порядок. Мне страшно правилась ванная — такая большая, что даже моя безразмерная кровать очень удобно разместилась бы в ней. Горячий душ помог мне проснуться, хотя мышцы еще болели после вчерашнего. Стоя перед зеркалом в полный рост и расчесывая волосы, я с некоторым разочарованием обнаружила, что синяк никуда не делся. Правда, он стал светлее и приобрел желтоватый оттенок. Немного крема и пудры — и его почти не разглядеть.
В поисках чего-нибудь перекусить я спустилась вниз. Завтрак в столовой только закончился, но одна из горничных дала мне две булочки с персиком, и я ушла. Жуя по дороге одну, я мысленно потянулась к Лиссе. Спустя несколько мгновений я почувствовала, что она на другом конце базы, не там, где располагались комнаты студентов Академии. Идя по этому следу, я поднялась на третий этаж, подошла к одной из комнат и постучалась.
Дверь открыл Кристиан.
—  А-а, Спящая Красавица! Приветствую.
Он провел меня внутрь. Лисса со скрещенными ногами сидела на постели и улыбнулась при виде меня. Комната выглядела столь же великолепно, как наша, но большую часть мебели придвинули к стенам, чтобы освободить место. Я заметила Ташу.
—  Доброе утро,— сказала она.
—  Привет,— ответила я. Вот и попробуй избегать ее.
Лисса похлопала по постели рядом с собой.
—  Ты должна увидеть это.
—  Что происходит?
Я села на постель и доела вторую булочку.
—  Ужасные вещи,— лукаво улыбнулась Лисса.— Тебе понравится.
Кристиан вышел на пустое пространство и повернулся лицом к Таше. Они смотрели друг на друга, забыв обо мне и Лиссе. По-видимому, мое появление прервало что-то.
—  Так почему я не могу просто применить истребляющее заклинание? — спросил Кристиан.
—  Оно треоует слишком много энергии,— ответила Таша.
Даже в джинсах, с «конским хвостом», со шрамом на лице она ухитрялась выглядеть привлекательной.
—  Плюс оно с большой долей вероятности убьет твоего противника.
Он усмехнулся.
—  Разве я не хочу убить стригоя? С какой стати?
—  А вдруг понадобится получить от него какую-то информацию? Как бы то ни было, ты должен подготовиться к любому повороту событий.
Они упражняются в наступательной магии. Возбуждение и интерес сменили мрачное настроение, возникшее при виде Таши. Лисса не шутила, говоря об «ужасных вещах». Я всегда подозревала, что они упражняются в наступательной магии, но... Класс! Одно дело — думать об этом и совсем другое — видеть собственными глазами. Использовать магию как оружие запрещено. Студента, экспериментирующего в подобной сфере, может, простят и просто подвергнут взысканию, но взрослый, активно обучающий студента... Вот это да! У Таши могут возникнуть большие неприятности. Я тут же прогнала эту мысль. Может, я и ненавидела ее за отношение к Дмитрию, но верила в нее. Плюс это было круто.
—  Отвлекающее заклинание почти так же полезно,— продолжала она.
Взгляд ее голубых глаз стал напряженно сосредоточенным — я часто замечала это за мороями, когда они использовали магию. Таша выбросила вперед руку, и полоска огня скользнула мимо лица Кристиана. Она не задела его, но, судя по тому, как он вздрогнул, пронеслась достаточно близко, чтобы он почувствовал жар.
—  Теперь ты попробуй,— предложила она.
Заколебавшись на мгновение, Кристиан сделал точно такое же движение рукой. Вырвался огонь, но Кристиан не контролировал его так тонко, как она. Прицелиться точно он тоже не смог, и огонь выплеснулся прямо ей в лицо. Однако, прежде чем коснуться ее, он разделился и обошел ее с обеих сторон, как бы наткнувшись на невидимый щит. Она отклонила его с помощью собственной магии.
—  Не так уж плохо — если не учитывать, что ты мог сжечь мое лицо.
Я не желала ей такой напасти. Но ее волосы... О да. Интересно, насколько хороша она была бы без гривы цвета воронова крыла? Они с Кристианом продолжали упражняться. Чем дольше, тем лучше он действовал, хотя до Таши ему явно было далеко. Мой интерес все возрастал, и я поймала себя на том, что раздумываю, какие многочисленные возможности открывает этот вид магии. Урок закончился, когда Таша сказала, что ей нужно идти. Кристиан вздохнул, явно разочарованный, что не смог быстро освоить заклинание. Состязательная сторона его натуры почти так же сильна, как у меня.
—  Я по-прежнему думаю, что легче просто сжечь его полностью,— заявил он.
Таша улыбнулась, стягивая волосы потуже. Да. Она определенно могла обойтись без этих волос, в особенности учитывая, как сильно Дмитрию нравятся длинные волосы, о чем мне было хорошо известно.
—  Легче, потому что не требует такой сосредоточенности, а это уже небрежность. Твоя магия усилится, если ты освоишь это. И, как я сказала, здесь есть свои плюсы.
Я не хотела соглашаться с ней, но не могла сдержаться.
—  Это по-настоящему полезно, если вы сражаетесь вместе со стражем,— взволнованно сказала я.— В особенности учитывая, как много требуется энергии, чтобы полностью сжечь стригоя. При Ташином подходе, произойдет просто небольшой выброс силы, чтобы отвлечь стригоя. А он обязательно отвлечется, поскольку они ненавидят огонь. Этих мгновений стражу хватит, чтобы вогнать в него кол. Таким способом можно прикончить целую банду стригоев.
Таша улыбнулась мне. Некоторые морои — как Лисса и Адриан — улыбаются, не показывая зубов. Но не Таша, она всегда демонстрирует даже клыки.
—  Точно. Нам с тобой как-нибудь надо вместе поохотиться на стригоя.
—  Не думаю,— ответила я.
Сами по себе эти слова были не так уж плохи—в отличие от тона, каким я их произнесла. Холодный. Недружелюбный. Ташу удивило резкое изменение моего отношения, но она просто пожала плечами. Благодаря нашей связи я почувствовала, как потрясена Лисса. Саму Ташу это, похоже, ничуть не задело. Она еще немного поболтала с нами и договорилась с Кристианом встретиться за обедом. Когда мы вчетвером по изящной винтовой лестнице спускались в вестибюль, Лисса бросила на меня пристальный взгляд.
—  Что на тебя нашло? — спросила она.
—  Ты о чем? — с невинным видом спросила я.
—  Роза... — протянула она многозначительно.
Трудно изображать тупицу перед своей лучшей подругой, знающей, что ты можешь читать ее мысли. Я, безусловно, понимала, о чем она говорит.
—  Ты отвратительно вела себя с Ташей.
—  Ну, не так уж и отвратительно.
—  Ты была груба! — воскликнула она, пропуская стайку моройских детей, мчащихся по вестибюлю.
Все они были в парках. Их сопровождал утомленный моройский лыжный инструктор. Я уперла руки в боки.
—  Послушай, я просто раздражена, понимаешь? Не выспалась. Кроме того, я не такая, как ты. У меня не получается все время быть вежливой.
Я и сама не верила в то, что сказала. Лисса не сводила с меня пристального взгляда и выглядела скорее удивленной, чем расстроенной. Кристиан явно сердился, на грани того, чтобы обрушиться на меня, и тут, слава тебе господи, появился Мейсон. Гипс ему накладывать не стали, и он лишь слегка прихрамывал при ходьбе.
—  Привет, Хромоножка!
Я взяла его под руку. Кристиан придержал злость на меня и обратился к Мейсону:
—  Значит, ваши самоубийственные гонки в конце концов добили тебя?
Мейсон, однако, не сводил взгляда с меня.
—  Это правда, что ты развлекалась с Адрианом Ивашковым?
—  Я... что?
—  Я слышал, что вы вчера вечером выпивали.
—  Правда? — удивленно спросила Лисса. Я перевела взгляд с одного на другукх
—  Нет, конечно нет! Я едва знакома с ним.
—  Но ты знакома с ним, — уперся Мейсон.
—  Едва-едва.
—  У него скверная репутация, — предостерегающе сказала Лисса.
—  Да, — заметил Кристиан. — Он меняет девушек, как перчатки.
Я просто ушам своим не верила.
—  Вы уйметесь, нет? Я разговаривала с ним... ну минут пять. И то лишь потому, что он мешал мне войти. Где ты всего этого наслушался, Мейсон? — И тут же до меня дошло: — Мия!
Он кивнул со слегка смущенным видом.
—  И когда ты разговаривал с ней? — поинтересовалась я.
—  Только что столкнулся.
—  И ты ей поверил? Хотя знаешь — она врет через раз.
—  Да, но обычно в ее лжи всегда есть некоторая доля правды. И ты разговаривала с ним.
—  Да, разговаривала, и это все.
Я действительно пыталась настроить себя на то, чтобы встречаться с Мейсоном, и было неприятно, что он мне не верит. В свое время он помог мне разоблачить распускаемые Мией слухи. Странно, что он так завелся по поводу еще одного. Может, поскольку его чувства ко мне стали сильнее, теперь он больше склонен к ревности. Удивительно, но меня спас Кристиан, сменив тему разговора.
—  Надо полагать, на сегодня катание на лыжах отменяется?
Он кивнул на щиколотку Мейсона, и тот мгновенно возмутился.
—  Думаешь, это меня остановит?
Его гнев пошел на убыль. Теперь им владело жгучее желание доказать, что он по-прежнему на высоте,— очень понятное мне желание. Лисса и Кристиан смотрели на него с таким видом, словно он не в своем уме, но я понимала — что бы мы ни говорили, его не остановить.
—  А вы, ребята, пойдете с нами? — спросила я Лиссу и Кристиана.
Она покачала головой.
—  Не получится. Мы должны идти на ланч, который организуют Конта.
Кристиан застонал.
—  Ну, на самом деле ты должна. Она ткнула его локтем.
—  И ты тоже. В приглашении сказано, что я должна привести гостя. Кроме того, это просто разминка перед грандиозным обедом.
—  Что ты имеешь в виду? — спросил Мейсон.
—  Грандиозный обед Присциллы Вода,— ответил Кристиан с таким тяжким вздохом, что я невольно улыбнулась. — Лучшей подруги королевы. Все самые что ни на есть снобы будут там, и мне придется надеть костюм.
Мейсон просиял улыбкой. Его недавний антагонизм растаял без следа.
—  Катание на лыжах представляется все лучше и лучше, а? Никаких заморочек с одеждой.
Мы оставили Лиссу с Кристианом и вышли наружу. Соперничать со мной, как вчера, Мейсон не мог, его движения стали медленными и неуклюжими. Тем не менее, учитывая все обстоятельства, катался он замечательно. Нога пострадала не так сильно, как он опасался, но у него хватало благоразумия выбирать самые легкие трассы.
В темном небе висела полная луна, сверкающий серебристо-белый шар. Электрические фонари скрадывали ее свет, но в тени мерцание луны проявлялось. Очень хотелось, чтобы эти отблески позволили разглядеть горные пики, но, к сожалению, они утопали во тьме. Следовало полюбоваться на них раньше, в более светлое время, но я забыла.
Для меня трасса была совсем несложной, но я держалась рядом с Мейсоном и только время от времени поддразнивала его, говоря, что такое катание «для выздоравливающих» нагоняет на меня сон. Несмотря на скучную трассу, все равно приятно кататься с друзьями, и я разогрелась достаточно, чтобы не мерзнуть на холодном воздухе. Фонари на столбах освещали снег, похожий на бескрайнее белое море с поблескивающими снежинками. А подняв голову к небу, я видела россыпь звезд, неподвижных, словно кристаллы в ясном, морозном воздухе. Мы снова провели на склоне большую часть «дня», но на этот раз я раньше сказала, что хочу домой, сославшись на притворную усталость,— чтобы дать Мейсону передышку. Он упорно катался, но я видела, что поврежденная щиколотка начинает причинять ему боль.
На обратном пути мы смеялись над чем-то, увиденным раньше. Внезапно периферийным зрением я заметила что-то белое, и прямо в лицо Мейсону ударил снежок. Я тут же заняла оборонительную позицию, оглядываясь по сторонам. Возгласы и крики доносились слева, где среди высоких сосен неясно вырисовывались складские помещения.
—  Слишком медленно реагируешь, Эшфорд! — крикнул кто-то.— Это невыгодно — быть влюбленным.
Снова послышался смех. Из-за деревьев показались лучший друг Мейсона Эдди Кастиль и еще несколько новичков из школы. За их спинами раздались новые вопли.
—  Мы, однако, возьмем тебя в свою команду, если пожелаешь,— сказал Эдди.— Даже если ты будешь промахиваться, как девчонка.
—  В команду? — взволнованно спросила я. В Академии бросаться снежками строго запрещалось. Наши наставники непонятно почему опасались, что в снежках могут оказаться осколки стекла или бритвенные лезвия, хотя я, убей меня, не понимала откуда.
Конечно, ничего бунтарского в том, чтобы швыряться снежками, не было, но после недавних стрессов перспектива бросаться чем угодно в других внезапно показалось мне чуть ли не самой лучшей идеей на свете. Мы с Мейсоном рванули к остальным, предвкушение запретного развлечения придало ему новые силы и даже заставило забыть о боли в ноге. Мы ринулись в бой с неустрашимой отвагой.
Требовалось залепить снежком как можно в большее число противников, увертываясь от их снарядов. Я оказалась сильна и в том и в другом, сопровождая свои действия свистом и выкрикиванием дурацких оскорблений своим жертвам. К тому времени, когда кто-то заметил, чем мы занимаемся, и накричал на нас, мы хохотали как сумасшедшие и с ног до головы были в снегу. Мы с Мейсоном снова зашагали к базе, в превосходном настроении. Судя по всему, он и думать забыл об истории с Адрианом.
И действительно, у самого входа он сказал:
—  Прости, что я... ну... тогда набросился на тебя из-за Адриана.
Я сжала его руку.
—  Все в порядке. Я знаю — Мия может говорить очень убедительно.
—  Да... но даже если бы ты была с ним... я не имею права...
Я с удивлением смотрела, как его обычно дерзкая манера поведения уступила место робости.
—  Не имеешь? — спросила я.
Улыбка осветила его лицо.
—  Имею?
Улыбнувшись в ответ, я сделала шаг вперед и поцеловала его. В морозном воздухе его губы ощущались изумительно теплыми. Совсем не похоже на потрясающий поцелуй с Дмитрием перед самой поездкой сюда, но приятно — вроде дружеского поцелуя, который мог обернуться чем-то большим. По крайней мере, так я восприняла его. Судя же по выражению лица Мейсона, казалось, весь его мир пошатнулся.
—  Блеск!
Он широко распахнул глаза, в лунном свете ставшие серебристо-голубыми.
—  Понимаешь? — сказала я.— Не о чем беспокоиться. Ни из-за Адриана, ни из-за кого-то еще.
Последовал новый поцелуй — на этот раз дольше,— и только потом мы оторвались друг от друга. Настроение Мейсона заметно улучшилось — что и требовалось,— и я, вернувшись, рухнула в постель с улыбкой на лице. Технически мы с Мейсоном еще не стали настоящей парочкой, но были очень близки к этому. Однако во сне мне явился Адриан Ивашков.
Я снова стояла с ним на галерее, только это происходило летом. Воздух был ароматный и теплый, солнце сияло, заливая все золотистым светом. Последний раз я стояла на таком открытом солнце, когда жила среди людей. Все вокруг, и горы, и долины, было покрыто зеленью и полно жизни. Повсюду пели птицы.
Адриан облокотился о перила галереи, глядя вдаль, и не сразу среагировал на мое появление.
—  Ох, не ожидал увидеть тебя здесь.— Он улыбнулся.— Я был прав. Ты по-настоящему разрушительна в своем, так сказать, первозданном виде.
Я инстинктивно прикоснулась к коже вокруг глаза.
—  Синяк исчез,— сказал Адриан.
И, даже не имея возможности увидеть, так ли это, я каким-то образом поняла — он прав..
—  Ты не куришь.
—  Скверная привычка.— Он кивнул на меня.— Боишься чего-то? Ты так хорошо защищена.
Я оглядела себя. На мне красовались украшенные вышивкой джинсы, которые я когда-то видела, но не могла себе позволить. Обрезанная футболка оставляла открытым живот, в пупок вставлено колечко. Я всегда мечтала сделать себе пирсинг, но он был за пределами моих возможностей. С шеи на серебряной цепочке свисал странный, подаренный мамой не то брелок, не то кулон в виде глаза. Запястье обмотано четками Лиссы.
Я снова подняла взгляд на Адриана, отметив, как солнце играет на его темно-каштановых волосах. Сейчас, при дневном свете, я отчетливо видела, что глаза у него зеленые — темно-изумрудные в противовес бледно-нефритовым Лиссы.
Внезапно меня удивило одно странное обстоятельство.
—  Солнце не беспокоит тебя?
Он лениво пожал плечами.
—  Не-а. Это же сон.
—  Нет.
—  Ты уверена?
Он снова расплылся в улыбке. Я почувствовала себя сбитой с толку.
—  Не... Не знаю.
Он засмеялся, но почти сразу посерьезнел — в первый раз с тех пор, как я встретилась с ним.
—  Почему вокруг тебя так много тьмы?
—  Что?
— Ты окружена тьмой.— Его пристальный взгляд был прикован ко мне с оттенком непонимания.— Никогда не видел человека, похожего на тебя. Даже не думал, что такое возможно. Тьма повсюду. И прямо у меня на глазах сгущается все сильнее.
Я посмотрела на свои руки, но не увидела ничего необычного.
—  Я — «поцелованная тьмой»...
—  Что это значит?
—  Однажды я была мертва.— Я никогда ни с кем не говорила об этом, кроме Лиссы и Виктора Дашкова, но ведь это был сон, так что не важно.— И вернулась к жизни.
На его лице вспыхнуло удивленное выражение.
—  Интересно...
Я проснулась. Кто-то с силой тряс меня. Лисса. Благодаря нашей связи ее чувства обрушились на меня с такой силой, что я оказалась втянута в ее сознание и увидела себя со стороны. Сказать, что это было странно,— значит не сказать ничего. Я приходила в себя, с трудом пробиваясь сквозь овладевший ею ужас и беспокойство.
—  Что случилось?
—  Новое нападение стригоев.

ПЯТНАДЦАТЬ

На следующее утро я красила ногти — нелегкая задача с таким чертовским похмельем,— когда в дверь постучали. Лисса ушла раньше, едва я проснулась, поэтому я, пошатываясь, пошла к двери, стараясь не испортить лак на ногтях. В коридоре стоял служащий отеля, в руках его была большая коробка. Слегка сдвинув ее, чтобы иметь возможность меня видеть, он сказал:
—  Я ищу Розу Хэзевей.
—  Это я.
Я взяла у него коробку, большую, но не тяжелую. Торопливо поблагодарила и закрыла дверь. Может, нужно было дать ему на чай? Ох, ладно! Я села на пол и поставила коробку рядом. Маркировка отсутствовала, коробка оклеена обычной упаковочной лентой. Я нашла ручку и начала протыкать ленту. Преуспев в этом, открыла коробку и заглянула внутрь. В ней были духи. .
По крайней мере, тридцать маленьких флаконов с духами. О некоторых я слышала, о других нет. Диапазон от безумно дорогих, из тех, что предпочитают кинозвезды, до дешевых, которые мне приходилось видеть в аптеках. «Вечность». «Ангел». «Ванильные поля». «Нефритовый цветок». «Майкл Коре». «Яд». «Гипнотический яд». «Яд целомудрия». «Светло-голубой». «Мускус Юпитера». «Розовый сахар». «Вера Ваш». Один за другим я вытаскивала флаконы из коробки, читала названия и нюхала содержимое.
Я проверила таким образом почти половину флаконов, когда до меня дошло: это от Адриана.
Уж не знаю, как он сумел организовать их доставку в отель в столь короткое время, но, как известно, деньги могут все. Тем не менее подобного рода знаки внимания от богатого, испорченного мороя по-прежнему меня не интересовали; по-видимому, он не улавливает посылаемых мной сигналов. С сожалением я начала убирать духи в коробку... но потом остановилась. Конечно, я верну их... но ведь не будет вреда, если я просто понюхаю остальные?
И снова я стала вытаскивать флакон за флаконом. Некоторые просто нюхала, сняв крышку, другими прыскала в воздух. «Интуиция». «Дольче и Габбана». «Шалимар». «Маргаритка». Один за другим ароматы обрушивались на меня: роза, фиалка, сандаловое дерево, апельсин, ваниль, орхидея...
К тому времени, когда я закончила, нос практически вышел из строя. Все духи предназначались для людей, у которых обоняние слабее, чем у мороев и даже дампиров, так что для меня они оказались очень сильны. Адриан, видимо, понимал, что с меня хватит просто чуть-чуть разбрызгать духи. От всех этих флаконов голова закружилась, а что на моем месте испытал бы морой... это не поддается воображению. Сенсорная перегрузка отнюдь не уменьшила головную боль, с которой я проснулась.
На этот раз я отправила в коробку все флаконы, задержавшись лишь на том аромате, который мне действительно очень понравился. Я заколебалась, сжимая красный флакон в ладони. Открыла его и снова понюхала. Свежий, нежный аромат. В нем ощущался какой-то фрукт или ягода — но не засахаренный и не сладкий. Я уже когда-то нюхала его... похожие духи были у одной девушки в моем общежитии. Она говорила мне название... подобие вишни, но острее... А-а, смородина! Флакон источал тот же аромат, смешиваясь с каким-то цветочным. То ли ландыш, то ли еще что-то — я не могла определить. Как бы то ни было, эта смесь заворожила меня. Нежный аромат... но не слишком. Я прочла название. «Любовь. Любовь».                                                ■
— Подходяще,— пробормотала я, думая о том, как много любовных проблем одолевали меня в последнее время.
Как бы то ни было, я оставила себе этот флакон и упаковала остальные.
С коробкой в руках я спустилась вниз к портье и взяла у него упаковочную ленту, чтобы снова заклеить коробку, и выяснила, где находится комната Адриана. По-видимому, Ивашковы занимали практически целое крыло. Оно находилось недалеко от комнаты Таши.
Ощущая себя курьером, я пошла по коридору и остановилась перед дверью Адриана. Не успела я постучать, как она открылась. На пороге стоял Адриан. Он выглядел удивленным, как, впрочем, и я.
—  Маленькая дампирка,— сказал он радушно.— Вот уж кого не ожидал увидеть здесь.
—  Я возвращаю вот это.
Не успел он возразить, как я сунула ему коробку. Он неуклюже, слегка пошатнувшись от неожиданности, подхватил ее, отступил на несколько шагов и поставил ее на пол.
—  Не понравились? — спросил он.— Хочешь, достану еще?
—  Не присылай мне больше подарков.
—  Это не подарок. Просто услуга. Что за женщина без собственных духов?
—  Больше так не поступай,— твёрдо повторила я.
Внезапно голос позади него произнес.
—  Роза? Это ты?
Я заглянула ему за спину. Лисса.
—  Что ты здесь делаешь?
Из-за головной боли этим утром я заблокировала себя от нее насколько смогла. В нормальных обстоятельствах я мгновенно поняла бы, что она здесь, едва приблизившись к комнате. Сейчас я снова открыла себя Лиссе и почувствовала ее шок. Она не ожидала увидеть меня здесь.
—  Что ты делаешь здесь? — спросила она.
—  Девушки, девушки! — поддразнил Адриан. — Не стоит сражаться из-за меня.
Я сердито посмотрела на него.
—  Никто и не сражается. Я просто хочу знать, что тут происходит.
Запах лосьона для бритья обрушился на меня, и голос за спиной произнес:
—  И я тоже.
Я подскочила, обернулась и увидела Дмитрия. Интересно, он-то что делает в крыле Ивашковых?
«Наверное, идет в комнату Таши»,— предположил голос у меня в голове.
То, что я запросто могу впутаться в любые неприятности, для Дмитрия не являлось неожиданностью, но присутствие Лиссы явно застало его врасплох. Он прошел мимо меня в комнату, переводя взгляд с одного лица на другое.
—  Предполагается, что девочки не должны находиться в комнатах мальчиков.
Я могла бы заметить, что технически Адриан не учащийся Академии, но понимала, этим от неприятностей не избавиться. Мы не должны находиться в комнате парней.
—  И как только это тебе удается? — огорченно спросила я Адриана.
—  Что именно?
—  Ставить нас в неловкое положение!
Он засмеялся.
—  Вы же сами пришли сюда.
—  Тебе не следовало впускать их, — проворчал Дмитрий. — Уверен, тебе известны правила Академии Святого Владимира.
Адриан пожал плечами.
—  Да, но я-то не обязан следовать школьным правилам.
—  Может, и нет,— холодно сказал Дмитрий.— Но мне казалось, ты все еще уважаешь эти правила.
Адриан закатил глаза.
—  Вот уж сюрприз — услышать от тебя лекцию относительно несовершеннолетних девушек.
Гнев вспыхнул в глазах Дмитрия, и на мгновение мне показалось, он потеряет власть над собой. Но нет, он сдержался, и лишь стиснутые кулаки показывали, как он зол.
—  Кроме того, — продолжал Адриан, — ничего низменного тут не происходит. Мы просто общаемся.
—  Если хочешь «общаться» с юными девушками, делай это в любом публичном месте.
Мне, по правде говоря, не понравилось, что Дмитрий назвал нас юными девушками. Возникло ощущение, что он реагирует слишком остро — отчасти из-за меня, наверное.
Адриан снова рассмеялся, странным таким смехом, от которого по коже побежали мурашки.
—  Юные девушки? Юные девушки? Конечно. Юные и одновременно старые. Они мало что видели в жизни и тем не менее видели слишком много. Одна помечена жизнью, другая — смертью... и это о них ты беспокоишься? Беспокойся о себе, дампир. Беспокойся о себе, беспокойся обо мне. Мы — те, кто действительно молод.
Все мы оторопело уставились на него. Думаю, никто не ожидал, что Адриан внезапно разразится такой безумной речью. Но он снова выглядел спокойно. Отвернулся, отошел к окну и вытащил сигареты, бросив на нас взгляд.
—  Вам, леди, наверное, и впрямь лучше уйти. Он прав. Я оказываю плохое влияние.
Мы с Лиссой обменялись взглядами, торопливо покинули комнату и вслед за Дмитрием пошли по коридору в вестибюль.
—  Это было... странно,— сказала я спустя пару минут.
Очевидное утверждение, но... кто-то же должен был его озвучить.
—  Очень,— откликнулся Дмитрий.
В его голосе не было злости, скорее недоумение.
Когда мы оказались в вестибюле, я вслед за Лиссой направилась в нашу комнату, но Дмитрий окликнул меня:
—  Роза, можем мы поговорить?
Я почувствовала волну сочувствия со стороны Лиссы, повернулась к Дмитрию и отошла к стене, чтобы не стоять на пути у других. Мимо нас пронеслась группа мороев в бриллиантах и мехах, с выражением тревоги на лицах. За ними коридорные несли багаж. Люди уезжали в поисках более безопасного места. Порожденная стригоями паранойя еще не схлынула.
Голос Дмитрия вернул ему мое внимание.
—  Этот Адриан Ивашков...
Он произнес его имя тем же тоном, как и все остальные.
—  Да, знаю.
—  Я уже второй раз вижу тебя с ним.
—  Да,— с вызовом ответила я.— Мы иногда болтаем.
Дмитрий выгнул бровь и кивнул в ту сторону, откуда мы пришли.
—  И часто вы болтаете в его комнате?
В сознании моментально всплыли несколько резких ответов, но первенство захватил один, самый, на мой взгляд, удачный.
—  То, что происходит между ним и мной, — не твое дело.
Мне удалось почти в точности повторить тон, к которому он прибег, когда схожим образом отбрил меня насчет себя и Таши.
—  Пока ты в Академии, все, что касается тебя,— мое дело.
—  Но не моя личная жизнь.
—  Ты еще несовершеннолетняя.
—  Ну, уже почти. Как-то не верится, что в восемнадцатый день рождения я волшебным образом мгновенно стану взрослой.
—  Это точно.
Я покраснела.
—  Ты меня неправильно понял. Я имела в виду...
—  Я знаю, что ты имела в виду. И в данный момент эти технические детали не имеют значения. Ты — студентка Академии. Я — твой инструктор. Моя работа — помогать тебе и обеспечивать твою безопасность. Находиться в спальне с кем-то вроде него... ну небезопасно.
—  Я в состоянии справиться с Адрианом Ивашковым,— пробормотала я. — Он странный — правда странный,— но безвредный.
Втайне я задавалась вопросом — может, проблема Дмитрия в том, что он ревнует? Он не отозвал Лиссу в сторону, чтобы прочесть ей нотацию. Эта мысль доставила мне маленькое удовольствие, но потом я вспомнила, чему удивилась при появлении Дмитрия.
—  Кстати, о личной жизни... Ты, надо полагать, шел от Таши?
Я понимала, это мелочно, и ожидала услышать ответ вроде «не твое дело». Вместо этого он сказал:
—  Нет, я был у твоей матери.
—  Хочешь и с ней завести роман?
Я понимала глупость этого высказывания, но колкость была слишком хороша, чтобы упустить ее.
Он, казалось, тоже понял это и просто одарил меня как бы слегка утомленным взглядом.
—  Нет, мы просматривали новые данные о стригоях, участвовавших в нападении на Дроздовых.
Мой гнев и желание уколоть растаяли. Дроздовы. Бадика. Внезапно все происшедшее сегодня утром показалось невероятно тривиальным. Как могу я стоять здесь и спорить с Дмитрием о романах, реальных или надуманных, когда он и остальные стражи делают все, чтобы защитить нас?
—  И что вы выяснили? — спросила я.
—  Нам удалось проследить некоторых стригоев или, по крайней мере, их людей. Есть свидетели, заметившие автомобили, на которых подъехали нападающие. Все с номерами разных штатов — группа, по-видимому, сборная. Однако один из свидетелей запомнил номер, зарегистрированный по некоему адресу в Спокане.
—  В Спокане? — недоверчиво переспросила я.— Кто станет укрываться в Спокане?
Я была там однажды. Такой же скучный, как любой другой захолустный северо-западный город.
—  Стригои, надо полагать.— Лицо Дмитрия ничего не выражало.— Адрес оказался фальшивкой, но существуют другие доказательства их присутствия там. В городе есть большой торговый центр, а под ним подземные туннели. Стригои были замечены неподалеку.
—  Тогда...— Я нахмурилась. — Вы собираетесь выследить их? И кто пойдет? В смысле, Таша ведь об этом все время и говорит... Если бы мы знали, где они...
Он покачал головой.
—  Стражи не могут предпринимать ничего без высшего позволения, а оно вряд ли поступит скоро.
Я вздохнула.
—  Потому что у мороев все уходит в разговоры.
—  Они проявляют осторожность. Меня снова охватило волнение.
—  Брось! Даже ты не сторонник осторожности в нашей ситуации. Ты реально знаешь, где прячутся стригои. Стригои, убившие детей. Разве ты не хотел бы напасть на них, когда они этого не ожидают?
Я рассуждала прямо как Мейсон.
—  Все не так просто,— ответил он.— Мы подотчетны Совету стражей и моройскому правительству. Мы не имеем права ринуться в бой, повинуясь импульсу. И кстати, мы многого еще не знаем. Никогда не следует вмешиваться в ситуацию, не выяснив всех деталей.
—  Снова уроки дзен-буддизма.— Я вздохнула и провела рукой по волосам, заправляя их за уши.— Интересно, почему ты меня вводишь в курс дела? Это ведь информация для стражей, ее новичкам знать не положено.
Дмитрий задумался, выражение его лица смягчилось. Он всегда выглядел потрясающе, но больше всего нравился мне таким.
—  Я и раньше говорил кое-какие вещи... которые не должен был говорить. Вещи, не соответствующие твоему возрасту. Тебе всего семнадцать... но ты в состоянии понять и справиться с тем, что не под силу людям и постарше тебя.
Я ощутила легкость и трепетание в груди.
—  Правда? Он кивнул.
—  Ты все еще очень юная во многих отношениях — и поступках, — однако единственный способ изменить это состоит в том, чтобы обращаться с тобой как со взрослой. Я так и делаю. И это правильно, потому что я знаю — ты воспримешь информацию, поймешь, как она важна, и не станешь ее разглашать.
Мне не понравилось определение «очень юная», но необыкновенно впечатлила идея, что он собирается обращаться со мной как с равной.
—  Димка! — произнес женский голос.
К нам подходила Таша Озера. При виде меня она улыбнулась.
—  Привет, Роза.
Мое настроение сразу пошло вниз.
—  Привет,— вяло ответила я.
Она положила руку на плечо Дмитрию, проведя пальцами по его кожаному пальто. Я злобно уставилась на эти пальцы. Как смеет она прикасаться к нему?
—  У тебя опять странный вид,— сказала она ему.
—  Какой?
Суровое выражение лица, с которым он разговаривал со мной, теперь исчезло. На губах возникла понимающая, почти игривая улыбка.
—  Свидетельство, что ты весь день собираешься быть при исполнении своих обязанностей.
—  Правда?
В его голосе прозвучали дразнящие, насмешливые нотки. Она кивнула.
—  Когда технически твоя смена заканчивается?
Клянусь — Дмитрий как бы даже слегка оробел.
—  Закончилась час назад.
—  Нельзя же и дальше вкалывать! — простонала она.— Тебе требуется передышка.
—  Ну... если учесть, что я страж Лиссы на постоянной основе...
—  Пока,— многозначительно сказала она. Меня затошнило сильнее, чем прошлым вечером.
—  Тут наверху большой турнир по бильярду.
—  Не могу,— ответил он, все еще улыбаясь.— Да я вообще сто лет не играл...
Что? Дмитрий играет в бильярд?
Внезапно наш недавний разговор об обращении со мной как со взрослой утратил всякий смысл. Отчасти я понимала, это комплимент — но в глубине души мне хотелось совсем другого. Мне хотелось, чтобы он вел себя со мной как с Ташей. Игриво. Поддразнивающе. Отчасти легкомысленно. Они так хорошо знали друг друга, так легко и непринужденно общались.
—  Ну пошли! — умоляюще сказала она.— Всего одну партию! Мы их всех сделаем.
—  Не могу,— повторил он с явным сожалением.— Учитывая, что происходит.
Она посерьезнела.
—  Наверное, ты прав.— Она повернулась ко мне и добавила поддразнивающим тоном: — Надеюсь, ты понимаешь, какую модель стойкости имеешь в его лице. Он всегда на посту.
—  Ну,— ответила я, копируя ее легкомысленный тон,— пока, по крайней мере.
Таша недоуменно посмотрела на меня. Вряд ли она подумала, что я насмехаюсь над ней. А вот судя по мрачному виду Дмитрия, он точно понял, что я делаю. Мне тут же стало ясно — в его глазах я свела на нет прогресс в области взросления.
—  Мы уже все обсудили, Роза. Помни, что я сказал.
—  Да.— Внезапно мне захотелось уйти к себе в комнату и просто поваляться в постели. Я чувствовала себя ужасно уставшей.— Конечно.
Однако, отойдя совсем недалеко, я наткнулась на Мейсона. Великий боже! Мужчины повсюду.
—  Ты злишься,— сказал он, едва взглянув на мое лицо; он всегда чутко ощущал мое настроение.— Что случилось?
—  Так... административные проблемы. Это было странное утро.
Я вздохнула, не в состоянии выбросить из головы Дмитрия. Глядя на Мейсона, я вспомнила, как вчера вечером искренне верила, будто хочу быть с ним. Что с моей головой в самом деле? Не могу сделать выбор. Пожалуй, лучший способ избавиться от мыслей об одном парне — уделить внимание другому. Я взяла Мейсона за руку и потащила его за собой.
—  Пошли. По-моему, мы договорились вчера... ммм... уединиться?
—  Надо полагать, теперь ты не пьяна,— шутливо сказал он, но глаза смотрели очень, очень серьезно и заинтересованно.— Я считал, у тебя псе уже выветрилось.
—  Эй, я не отказываюсь от своих слов.— Я поискала Лиссу внутренним зрением.
Сейчас она ушла по каким-то королевским делам, наверняка все еще готовится к званому обеду Присциллы Вода.
—  Пошли. Ко мне.
Если не считать Дмитрия, якобы случайно проходящего мимо чьей-то комнаты, никто реально не настаивал на соблюдении правила, запрещающего девушкам с парнями находиться в одном помещении. Практически так же обстояло дело в общежитии в Академии. Пока мы с Мейсоном поднимались по лестнице, я сообщила ему о стригоях в Спокане. Дмитрий, правда, велел помалкивать, но я снова ужасно злилась на него и не видела особого вреда, если расскажу Мейсону. Я знала, ему будет интересно.
И оказалась права. Мейсон по-настоящему разволновался.
—  Что?! — воскликнул он, когда мы вошли ко мне в комнату.— И они не предпринимают ничего?
Я пожала плечами и села на постель.
—  Дмитрий сказал...
—  Знаю, знаю, ты уже говорила. Об осторожности и все такое.— Мейсон принялся сердито расхаживать по комнате.— А если эти стригои доберутся до других мороев... до другой семьи? Проклятье! Тогда стражи пожалеют об осторожности.
—  Хватит.— Я почувствовала себя задетой, так как, даже лежа на постели, не в состоянии отвлечь его от безумных планов сражений.— Мы все равно ничего не можем поделать.
Он остановился.
—  Можем. Можем поехать.
—  Куда? — тупо спросила я.
—  В Спокан. В городе можно сесть на автобус.
—  Я... постой. Ты хочешь, чтобы мы поехали в Спокан и напали на стригоев?
—  Именно. Эдди с нами. Мы можем поехать в тот торговый центр. Сейчас стригои неорганизованны, легко дождаться подходящего момента и убрать их одного за другим...
Я уставилась на него.
— Ты совсем тупица?
—  Спасибо за вотум доверия.
—  Дело не в доверии. — Я встала и подошла к нему. — Я знаю, ты кому хочешь сумеешь надрать задницу. Видела своими глазами. Но... Мы не можем просто прихватить Эдди и напасть на стригоев. Для такой операции потребуется гораздо больше людей. Нужно все как следует спланировать. Нужна дополнительная информация.
Я положила руки ему на грудь, он накрыл их своими и улыбнулся. Боевой огонь все еще полыхал в его глазах, но, несомненно, мысли начали смещаться в другом направлении. Ко мне.
—  Я не хотела обзывать тебя тупым. Прости.
—  Ты говоришь так потому, что хочешь повернуть все по-своему.
—  Конечно, хочу.
Я засмеялась, с удовольствием заметив, что он расслабился. Характер нашего разговора напомнил мне другой, происходивший некогда между Кристианом и Лиссой в церкви.
—  Ладно, — сказал он.— Не стану слишком сильно противиться, если ты используешь меня и своих интересах.
—  Вот и хорошо. Мои интересы очень разнообразны.
Я обхватила его руками за шею. Припомнилось, какое удовольствие доставил мне вчера его поцелуй.
Внезапно откуда-то издалека голос Мейсона произнес:
—  Ты и впрямь его ученица.
—  Чья?
—  Беликова. Эта мысль мелькнула у меня, когда ты заявила о сборе дополнительной информации и все такое. Ты рассуждаешь в точности как он. Ты стала гораздо серьезнее.
—  Ничего подобного.
Мейсон притянул меня к себе, но внезапно романтическое настроение стало таять прямо на глазах. Я хотела заняться с ним сексом, чтобы на время забыть Дмитрия, а вовсе не беседовать о нем. С чего он вспомнил о наставнике? Предназначение Мейсона — отвлечь меня.
Он, однако, ничего не заметил.
—  Ты изменилась, вот и все. Это не плохо... просто ты стала другой.
Что-то в его словах заставило меня разозлиться, но не успела я открыть рот, как он впился в мои губы своими. Естественным образом дискуссия закончилась. Во мне опять проснулась мрачная сила, но я просто перенаправила ее в другую, физическую сторону, дернув Мейсона на себя, в результате чего мы рухнули на постель, ухитрившись не прервать поцелуя. Я впилась ногтями ему в шею, его руки скользнули мне на затылок и развязали «конский хвост», который я соорудила всего несколько минут назад. Перебирая пальцами рассыпавшиеся волосы, он поцеловал меня в шею.
—  Ты... изумительная,— пробормотал он.
И я чувствовала, он именно так меня воспринимает. Его лицо светилось любовью ко мне.
Я выгнулась дугой, и его губы плотнее прижались к моей шее, а руки проскользнули под рубашку, начали продвигаться вверх по животу и быстро добрались до края лифчика. Учитывая, что всего минуту назад мы спорили, я слегка удивилась такому стремительному развитию событий. Хотя, если честно... ничего не имела против. Такова вообще моя жизненная установка. Со мной все всегда происходит быстро и интенсивно. В ту ночь, когда мы с Дмитрием пали жертвами заклинания вожделения, нами тоже владела неистовая страсть. Правда, Дмитрий отчасти контролировал ее, и временами мы продвигались вперед медленно... у него это получалось замечательно. Но в основном нам не удавалось сдерживать себя. Сейчас я как будто снова переживала те мгновения. Его руки, ласкающие мое тело. Глубокие, страстные поцелуи.
И тут до меня кое-что дошло. Целовала я Мейсона, но мысленно представляла на его месте Дмитрия. И не просто вспоминала. Я действительно воображала, будто прямо сейчас была с Дмитрием, снова и снова переживала ту необыкновенную ночь. Это было легко — с закрытыми глазами. Но когда я открыла их, то увидела Мейсона. Он так долго обожал меня, так страстно хотел. Я же... я с ним, а представляю на его месте другого...
В этом что-то неправильное.
Я вывернулась из его объятий.
—  Нет... Не надо.
Мейсон мгновенно остановился — такой уж он был парень.
—  Слишком далеко заходить? — спросил он.— Хорошо. Не будем.
Он снова потянулся ко мне, но я отодвинулась.
—  Нет, я просто... не знаю. Давай закончим, ладно?
—  Я...— На мгновение он утратил дар речи.— Куда подевались те «множество вещей», которые тебя совсем недавно интересовали?
Да... Ситуация выглядела скверно, но что я ему скажу? «Я не могу быть с тобой, потому что, делая это, думаю о другом парне, которого по-настоящему хочу. Ты для меня — дублер». Идиотизм.
Я сглотнула, чувствуя себя ужасно глупо.
—  Прости, Мейс. Я не могу.
Он сел и провел рукой по волосам.
—  Ладно. Все в порядке.
—  Ты сердишься.
Это я поняла по тому, как звучал его голос. Он смотрел на меня взволнованно.
—  Я просто сбит с толку. Не понимаю твоих сигналов. То ты пылаешь, то холодца как лед. То говоришь, что хочешь меня, то, оказывается, нет. Если бы ты остановилась на чем-то одном, это было бы прекрасно, но ты сначала внушаешь одну мысль, а потом уходишь в противоположном направлении. И не только сейчас — все время. Он говорил правду. Я вела себя с ним крайне непоследовательно — иногда заигрывала, иногда полностью игнорировала.
—  Может, ты хочешь что-нибудь особенное? — спросил он, когда я не ответила.— Что-нибудь такое... ну не знаю. Чтобы ты испытывала ко мне более сильное чувство?
—  Не знаю,— еле слышно сказала я.
Он вздохнул.
—  Тогда чего вообще ты хочешь?
«Дмитрия»,— подумала я, но вслух повторила:
—  Не знаю.
Он застонал, поднялся и зашагал к двери.
—  Роза, для человека, настаивающего на важности информации, ты поразительно мало знаешь о себе самой.
Он вышел, хлопнув дверью. Этот звук заставил меня вздрогнуть. Глядя на то место, где только что стоял Мейсон, я осознала — он прав. Мне предстояло еще очень многое узнать о себе.

ШЕСТНАДЦАТЬ

Позже пришла Лисса. После ухода Мейсона я заснула, слишком подавленная, чтобы выбраться из постели и заняться чем-нибудь. Звук открываемой двери разбудил меня. Я обрадовалась при виде ее. Мне ужасно хотелось поговорить о том, как все обернулось с Мейсоном, но, прежде чем открыть рот, я прочла ее мысли. Они были столь же исполнены беспокойства, как мои. Поэтому, как всегда, я уступила пальму первенства ей.
—  Что случилось?
Она села на постель, утонув в пуховом одеяле. Ею владели злость и печаль.
—  Кристиан.
—  Правда?
По-моему, они никогда не ссорились. Часто поддразнивали друг друга, но вряд ли это могло довести ее до слез.
—  Он узнал... что я встречалась с Адрианом сегодня утром.
—  Ох, черт! Да, это может создать проблему.
Я встала, подошла к туалетному столику, взяла щетку. Поморщилась, глядясь в зеркало в позолоченной раме, и начала расчесывать спутавшиеся за время сна волосы.
Она застонала.
—  Но ничего же не было! Кристиан разволновался на пустом месте. Никогда не думала, что он не доверяет мне.
—  Он доверяет тебе. Просто ситуация выглядит странно.— Я подумала о Дмитрии и Таше.— Ревность нередко заставляет творить глупости.
—  Но ничего не было,— повторила она.— В смысле, ты же присутствовала там... Эй, я так и не поняла, а что ты-то там делала?
—  Адриан прислал мне целую гору духов.
—  Он... Ты имеешь в виду ту огромную коробку, которую принесла?
Я кивнула.
—  Ничего себе!
—  Да. Я решила вернуть ее. Вопрос в том, что ты там делала?
—  Мы просто разговаривали. —  Она слегка оживилась и, казалось, была готова поделиться со мной чем-то, но потом остановилась. Я буквально почувствовала, как мысль почти выскользнула из ее сознания, но потом Лисса втянула ее обратно. — Я должна многое рассказать, но сначала объясни, что происходит с тобой.
—  Ничего со мной не происходит.
—  Перестань, Роза. Я не обладаю твоими способностями, но всегда знаю, когда ты бесишься. Ты в таком состоянии примерно с Рождества. В чем дело?
Сейчас не время вникать в то, что произошло на Рождество — когда мамочка поведала мне о Таше и Дмитрии. Но я рассказала Лиссе о Мейсоне — опустив, по какой причине притормозила, просто описала, что произошло.
—  Ну... Ты вольна в своих действиях,— сказала она, когда я закончила.
—  Ясное дело. Но я обманула его. Можно понять, почему он расстроился.
—  Знаешь, парни с такими вещами умеют справляться. Поговори с ним. Он без ума от тебя.
—  Не знаю. Не все такие, как ты и Кристиан. Ее лицо омрачилось.
—  Кристиан. Просто не верится, что он мог повести себя так глупо.
Я-то как раз вполне могла поверить, но лишь рассмеялась.
—  Лисе, вы помиритесь и станете целоваться еще сегодня. И скорее всего, не только целоваться.
Черт, ну и язык у меня! Я тут же пожалела, что не смогла промолчать, но было поздно. Лисса широко распахнула глаза.
—  Ты знаешь.— Она в гневе покачала головой.— Конечно, ты знаешь.
—  Прости.
Я вовсе не хотела признаваться, что знаю об их свидании в церкви, предпочитая, чтобы она рассказала мне сама.
Она во все глаза смотрела на меня.
—  И много ты знаешь?
—  М-м-м... Совсем немного,— соврала я. Закончив расчесывать волосы, я играла с рукояткой щетки, избегая взгляда Лиссы.
—  Я должна научиться не пускать тебя в свое сознание,— пробормотала она.
—  В последнее время это единственный способ «поговорить» с тобой.
Еще одна оплошность.
—  Что, интересно, ты имеешь в виду? — сердито спросила она.
—  Ничего... Я...— Она вперила в меня проницательный взгляд, и я смутилась.— Не знаю. Просто такое чувство, будто мы теперь мало разговариваем.
—  Чтобы исправить это, нужно желание обеих. Ее голос снова звучал по-доброму.
—  Ты права.— Я не стала заострять внимание, что даже при обоюдном желании сложно уединиться, если одна из нас постоянно со своим бойфрендом. Правда, я и сама виновата, утаивая от нее многое,— но сколько раз в последнее время я просто жаждала поговорить с ней? И всегда оказывалось неподходящее время... даже сейчас. — Знаешь, я никогда не думала, что ты станешь первой. Или, точнее, я никогда не думала, что даже в старшем классе все еще останусь девственницей.
—  Да,— ответила она сухо.— Я тоже.
—  Эй! И что, интересно, ты имеешь в виду?
Она улыбнулась и посмотрела на часы. Ее улыбка угасла.
—  Тьфу! Я должна идти на банкет Присциллы. Предполагалось, что Кристиан пойдет со мной, но он со своим идиотизмом отпадает...
Ее взгляд с надеждой обратился ко мне.
—  Что? Нет. Пожалуйста, Лисе. Ты же знаешь, я ненавижу эти официальные королевские мероприятия.
—  Ох, перестань,— умоляюще сказала она.— Кристиан отказался. Ты же не бросишь меня на съедение волкам? И разве не ты пожаловалась, что мы мало разговариваем? — Я застонала.— Кроме того, когда ты станешь моим стражем, тебе придется сопровождать меня повсюду.
—  Знаю,— мрачно ответила я.— Просто хотелось насладиться последними шестью месяцами свободы.
В итоге она уговорила меня пойти с ней, в глубине души мы обе сознавали, что так и будет.
Времени оставалось мало, а мне следовало принять душ, высушить феном волосы и подкраситься. Подчиняясь внезапному порыву, я достала платье Таши и, хотя по-прежнему желала ей всяческих бед за то, что она обольстила Дмитрия, сейчас была благодарна за этот подарок. Я натянула шелковое платье, в восторге от оттенка красного, который выглядел на мне так смертоносно, как я и ожидала. Оно было длинное, в азиатском стиле, с вышитыми по шелку цветами. Высокий ворот и длинный подол оставляли мало открытой кожи, но материал обтягивал тело и придавал сексуальный вид. Синяк к этому времени практически исчез.
Лисса, как всегда, выглядела изумительно. На ней было темно-фиолетовое атласное платье без рукавов от Джона Раски, очень известного моройского дизайнера. Вшитые в бретельки похожие на аметисты кристаллы искрились, оттененные бледной кожи. Волосы она подобрала в небрежный с виду, но требующий большого искусства узел.
Появившись в банкетном зале, мы приковали к себе множество взглядов. Думаю, королевские особы не ожидали, что принцесса Драгомир приведет на этот давно предвкушаемый, «только по приглашениям» обед свою подругу-дампира. Что ж, в приглашении Лиссы было сказано «и гость»! Мы заняли места за одним из столов с королевскими особами, чьи имена я тут же забыла. Они получали удовольствие от того, что игнорировали меня, а я от процесса игнора.
Кроме того, здесь нашлось на что отвлечься. Зал выдержан в серебряных и голубых тонах. Столы покрывали темно-голубые шелковые скатерти, такие блестящие и гладкие, что страшно есть на них. Стены увешаны канделябрами со свечами, в углу потрескивал украшенный цветным стеклом камин. Все в целом создавало очень эффектную панораму цвета и света. В углу стройная моройская женщина с мечтательным выражением лица негромко играла на виолончели, полностью растворившись в музыке. Звон хрустальных бокалов вносил свою лепту, издавая негромкие, мелодичные звуки.
Сам обед равным образом был изумителен. Еда изысканная, все мне понравилось. Никаких тебе foie gras. Лосось в соусе с грибами шиитаки. Салат с грушами и козьим сыром. На десерт пирожные с миндалем. Единственная претензия — очень маленькие порции. Будто они предназначались исключительно для украшения тарелок. Клянусь, я расправилась со всем этим в десять секунд. Мороям, кроме крови, требуется и обычная еда, но в меньшей степени, чем людям или, скажем, растущей дампирской девушке.
Тем не менее одна еда уже оправдывает мой приход сюда, решила я. Одно плохо — когда обед закончился, Лисса заявила, что мы не можем вот так просто взять и уйти.
—  Нужно пообщаться,— прошептала она.
—  Пообщаться?
Лисса засмеялась, заметив мой дискомфорт.
—  Ты же всегда слыла общительным человеком.
Это правда. В подавляющем большинстве случаев я нисколько не тушуюсь и не боюсь разговаривать с людьми. А Лисса обычно робеет. Вот только здесь мы поменялись ролями. Это ее стихия, не моя, и я просто поражалась, видя, как хорошо она вступает в беседы с представителями высшего королевского общества. Она вела себя безупречно, изысканно и любезно. Все жаждали поговорить с ней, и, казалось, она всегда находила нужные слова. В прямом смысле принуждения она не использовала, но определенно испускала нечто, притягивающее к ней людей. Возможно, неосознанный эффект духа. Даже учитывая, что она принимает таблетки, ее магическая и естественная харизма просачивалась наружу. Если прежде общение всегда было для нее вынужденным и напряженным, сейчас оно протекало с легкостью. Я гордилась ею. Большинство разговоров затрагивали достаточно легкомысленные темы: мода, любовная жизнь королевских особ и тому подобное. Казалось, никто не испытывал желания отравлять атмосферу праздника, заводя речь об омерзительном нападении стригоев.
Поэтому всю оставшуюся часть вечера я просто держалась рядом с Лиссой. Уговаривала себя, что это хорошая практика на будущее, когда я всегда, словно тень, буду следовать за ней по пятам. Истина же состояла в том, что я испытывала неловкость и понимала, что мои обычные грубоватые защитные механизмы тут не сработают. Плюс я болезненно осознавала, что была единственным дампиром среди гостей. Да, здесь присутствовали и другие дампиры, но то были официальные стражи, слоняющиеся на периферии зала.
В какой-то момент нас с Лиссой прибило к небольшой группе мороев, чьи голоса звучали все громче. Одного парня я узнала. Это был участник той драки, которую я помогла остановить, только на сей раз он был не в плавках, а в замечательном черном смокинге. Заметив наше приближение, он окинул нас откровенным взглядом, но, по-видимому, меня не вспомнил. И тут же продолжил спор, темой которого стала защита мороев. Парень отстаивал позицию, что морои должны участвовать в нападении на стригоев.
— Ты не понимаешь, это самоубийство, — сказал один из стоящих рядом мужчин, с серебряными волосами и пышными усами. На нем тоже был смокинг, но молодой парень выглядел лучше.— Если морои станут солдатами, наступит конец нашей расы.
—  Никакое не самоубийство! — воскликнул молодой парень.— Это необходимость. Мы должны позаботиться о себе. Учиться сражаться и использовать магию — вот замечательные возможности защитить себя, кроме той, которую предоставляют стражи.
—  Да, но со стражами нам больше ничего и не нужно, — возразил Серебряный.— Ты наслушался тех, кто не принадлежит к королевским семьям. У них нет собственных стражей, поэтому, ясное дело, они напуганы. Но это не причина ослаблять мае, рисковать нашей жизнью.
—  Тогда тихо сидите в бездействии,— внезапно вмешалась в разговор Лисса, совсем негромко, но все вокруг смолкли и обратили взоры на нее.— Им ставите проблему как «все или ничего». Если им не хотите сражаться, не надо.— Мужчина в какой-то степени успокоился.— Но вы можете позволить себе подобную роскошь лишь потому, что полагаетесь на своих стражей. Большинство мороев такой возможности не имеют. И если они хотят обучаться самозащите, нет никакой причины, почему бы им не научиться использовать свои силы.
Молодой парень расплылся в победоносной улыбке.
—  Вот, понимаете?
—  Все не так просто, — возразил Серебряный. — Если кто-то настолько выжил из ума, что жаждет погибнуть, тогда прекрасно. Пусть себе. Но где вы сможете приобрести эти так называемые боевые навыки?
—  Мы должны освоить собственную магию, а стражи научат нас сражаться физически.
—  Вот как? Я знал, к этому идет. Даже если мы откажемся принимать участие в вашей самоубийственной затее, вы лишите нас части стражей ради обучения вашей воображаемой армии.
Молодой парень сердито нахмурился при слове «воображаемой», и у меня мелькнула мысль, не собирается ли он снова пустить в ход кулаки.
—  Уж это-то вы обязаны для нас сделать.
—  Нет, не обязаны,— сказала Лисса. Заинтригованные взгляды снова обратились на нее. Теперь Серебряный выглядел победоносно, а молодой парень полыхал от гнева.
—  Стражи — лучший боевой ресурс, которым мы располагаем.
—  Да,— согласилась она,— но это не дает вам права отрывать их от исполнения своих обязанностей.
Услышав ее, Серебряный просиял.
—  Тогда как же нам обучаться? — спросил молодой парень.
—  Точно так же, как стражи, — ответила Лисса. — Хотите учиться сражаться? Поступайте в одну из академий. Начните с самого начала — как новички. При таком подходе вы не отвлекаете стражей от активной защиты. Академия — безопасное место, и стражи там специализируются в обучении студентов.— Она задумчиво помолчала.— Можно уже сейчас ввести в учебный план студентов-мороев курс самозащиты.
Все, включая меня, изумленно уставились на нее. Она предложила изящное решение, и все остальные поняли его значение. Может, оно удовлетворяло не всем ста процентам требований участников спора, но многим, причем таким способом, который ни одной стороне не причинял вреда. Гениально. Морои разглядывали Лиссу с удивлением и восхищением.
Внезапно все заговорили сразу, так взволновала их эта идея. Они втянули и Лиссу в бурное обсуждение ее плана. Я решила, что все идет просто прекрасно и начала потихонечку продвигаться к краю группы, а потом и вовсе отошла от нее в поисках укромного уголка поближе к двери. По дороге я встретила официантку с уставленным закусками подносом. Все еще чувствуя себя голодной, я подозрительно оглядела их, но не обнаружила ничего, похожего на пресловутую foie gras. И сделала жест в сторону одного блюда, похожего на тушеное мясо.
— Это не гусиная печень? — спросила я.
Официантка покачала головой.
—  Это «сладкое мясо» .
Звучало не так уж плохо. Я потянулась к нему.
—  Поджелудочная железа,— произнес голос за спиной.
Я отдернула руку.
—  Что?
Официантка восприняла мой испуганный взвизг как отказ и пошла дальше.
В поле зрения возник Адриан Ивашков, явно чрезвычайно довольный собой.
—  Ты не морочишь мне голову? — спросила я.— «Сладкое мясо» правда поджелудочная железа?
Не знаю, почему это так сильно меня шокировало. Морои употребляют в пищу кровь. Почему бы им не есть и внутренние органы? Тем не менее я с трудом сдерживала дрожь.
—  Это вкусно, — ответил Адриан. Я с отвращением покачала головой.
—  О господи! Богатые люди просто чокнутые.
—  Что ты делаешь здесь, маленькая дампирка? — с веселым удивлением спросил он.— Преследуешь меня?
—  Уж конечно нет,— фыркнула я.
Одет он был прекрасно, как всегда.
—  В особенности после тех неприятностей, в которые ты нас втянул.
Красавчик наградил меня провоцирующей улыбкой, и, хотя он по-прежнему сильно раздражал меня, я снова испытала желание оставаться рядом с ним. Что-то здесь было не так, но что?
—  Ну, не знаю. — Сейчас он казался полностью и здравом уме, и ни следа того странного поведения, свидетельницей которого я стала в его комнате.
И да, он выглядел в смокинге гораздо лучше любого присутствующего здесь парня.
—  Сколько раз мы с тобой уже встречались? Сейчас пять? Это начинает выглядеть подозрительно. Но не волнуйся, я не скажу твоему бойфренду. Ни одному из них.
Я открыла рот, чтобы возразить, но вовремя вспомнила: ведь он видел меня с Дмитрием. И приложила все усилия, чтобы не покраснеть.
—  У меня только один бойфренд. Может, теперь и его нет. И кстати, рассказывать-то не о чем. Ты мне даже не нравишься.
—  Правда? — все еще улыбаясь, спросил Адриан и наклонился ко мне, словно собираясь поделиться каким-то секретом.— Тогда почему ты душишься моими духами?
На этот раз я залилась краской и отступила на шаг.
—  Вовсе нет. Он засмеялся.
—  Конечно да. Я пересчитал флаконы после твоего ухода. Кроме того, я чувствую, как ты пахнешь. Очень милый запах. Резковатый... но свежий — в точности как ты сама глубоко внутри, уверен. И ты применяешь его правильно, знаешь ли. Ровно в той мере, чтобы добавить себе чуть-чуть остроты, но не перебивать собственный запах.
В его устах слово «запах» прозвучало как-то почти неприлично.
Королевские морои могут заставить меня почувствовать неловкость, но самоуверенные парни нет. Я ставлю их на место на регулярной основе. Отбросив робость, я напомнила себе, кто я такая.
—  Эй, я имела полное право взять один флакон,— сказала я, тряхнув волосами.— Ты сам, предложил их мне. Твоя ошибка знаешь в чем? Ты не понимаешь — то, что я взяла его, ничего не значит. Может, только что тебе не следует так уж швыряться деньгами.
—  О, Роза Хэзевей в своем репертуаре.— Он взял с подноса проходящего мимо официанта бокал с чем-то вроде шампанского.— Хочешь?
—  Не пью.
—  Правильно.— Адриан тем не менее сунул мне в руку другой бокал и отпил из своего. У меня возникло ощущение, что сегодня вечером коктейль у него далеко не первый.— Так. Кажется, наша Василиса поставила моего папу на место.
—  Твоего...— Я оглянулась на группу, которую только что оставила. Серебряный все еще стоял там, взволнованно жестикулируя. — Этот мужик твой папа?
—  Так мама говорит.
—  Ты согласен с ним? Насчет того, что, если морои станут сражаться, это самоубийство?
Адриан пожал плечами и отпил еще глоток.
—  Вообще-то у меня нет по этому поводу никакого мнения.
—  Такого не может быть — чтобы ты не склонялся ни в ту ни в другую сторону!
—  Ну, не знаю. Просто я об этом вообще не думаю — для меня есть вещи поинтереснее.
—  К примеру, преследовать меня. И Лиссу. Хотелось бы знать, почему она оказалась в твоей комнате.
Он снова улыбнулся.
—  По-моему, это ты преследуешь меня.
—  Ах да! Помню, помню. Пять раз...— Я замолчала.— Пять раз?
Он кивнул.
—  Нет, всего четыре.— Я начала загибать пальцы на свободной руке.— Самый первый вечер, потом вечер в SRA, потом когда я пришла к тебе в комнату и вот сейчас.
В его улыбке ощущалось нечто загадочное.
—  Ну, если ты так говоришь...
—  Да, я так говорю...— И снова я оборвала сама себя.
Был и еще один раз, когда я разговаривала с Адрианом. Ну типа того.
—  Ты же не имеешь в виду...
—  Не имею в виду что?
В его глазах вспыхнули любопытство и надежда, дерзкая самоуверенность ушла из взгляда. Я сглотнула, вспоминая свой сон.
—  Ничего.
Действуя почти на подсознательном уровне, я отпила глоток шампанского. На другом конце комнаты Лисса испытывала спокойствие и удовлетворенность. Хорошо.
—  Почему ты улыбаешься? — спросил Адриан.
—  Потому что Лисса по-прежнему берет верх, обрабатывая эту толпу.
—  А чему тут удивляться? Она из тех, кто может очаровать кого угодно, если очень постарается. Даже того, кто ее ненавидит.
Я искоса взглянула на него.
—  Я чувствую то же самое, когда разговариваю с тобой.
—  Но ты не ненавидишь меня.— Он допил свое шампанское.— Если разобраться, нет.
—  Но ты мне и не нравишься.
—  Эту формулировку ты не устаешь повторять.— Он сделал шаг ко мне, без угрозы, просто сокращая расстояние между нами до более интимного.— Однако это я уж как-нибудь переживу.
—  Роза!
Резкий голос матери вспорол воздух. Несколько человек оглянулись в нашу сторону. Моя мать — сплошной комок гнева — неслась прямо к нам.

СЕМНАДЦАТЬ

—  Что ты вытворяешь? — требовательно спросила она, все еще слишком громко.
—  Ничего. Я...
—  Извините нас, лорд Ивашков,— проворчала она.
Потом, словно я была пяти лет от роду, схватила меня за руку и потащила из зала. Шампанское выплеснулось из моего бокала и обрызгало лиф платья.
—  Что, интересно, ты вытворяешь?! — воскликнула я, как только мы оказались в коридоре, и мрачно оглядела свое платье.— Это же шелк. Так его можно и погубить.
Она вырвала у меня бокал и поставила его на ближайший столик.
—  Вот и хорошо. Может, хоть это удержит тебя от того, чтобы наряжаться, словно дешевая шлюха.
—  Вот это да! — воскликнула я в шоке.— Знаешь, это грубо. И с чего бы в тебе вдруг проснулись материнские чувства? — Я жестом указала на платье.— Оно совсем даже недешевое. Когда Таша подарила его, тебе оно вроде бы понравилось.
—  Потому что я никак не ожидала, что ты явишься в нем к мороям и устроишь спектакль.
—  Никакого спектакля я не устраивала. И кстати, оно все прикрывает.
—  Такое обтягивающее платье слишком много демонстрирует,— возразила она.
Сама она, уж конечно, была одета как все стражи: строгие черные полотняные штаны и такой же блейзер. У нее тоже фигура очень даже женственная, но одежда скрывала это.
—  В особенности, когда ты в таком обществе. Твое тело... бросается в глаза. И флирт с мороем не улучшает ситуацию.
—  Я не флиртовала с ним.
Это обвинение разозлило меня, потому что в последнее время я вела себя хорошо. Раньше я постоянно флиртовала — и делала кое-что еще с моройскими парнями, но после нескольких разговоров и одного поставившего меня в неловкое положение инцидента с Дмитрием поняла, как это глупо. Девушке-дампиру нужно вести себя крайне осторожно с мороями, и теперь я постоянно держала это в уме.
Я понимала, что это прозвучит мелочно, но не смогла удержаться и сказала с усмешкой:
—  Кроме того, разве это не то, для чего я предназначена? Подцепить какого-нибудь мороя, чтобы наша раса не угасла? Ты ведь и сама так поступила.
—  Не в твоем возрасте,— проворчала она.
—  Подумаешь, ты была всего на несколько лет старше меня.
—  Не делай глупостей, Роза. Ты слишком молода, чтобы стать матерью. Для этого у тебя нет никакого жизненного опыта — ты ведь фактически и не жила еще. Ты тогда не сможешь делать ту работу, к которой стремишься.
Я почувствовала себя оскорбленной.
—  Мы что, в самом деле обсуждаем это? Как мы перешли от моего якобы флирта к внезапному появлению у меня ребенка? У меня не было секса ни с Адрианом, ни с кем-либо еще, но даже если бы и был, я знаю, как предохраняться. Почему ты разговариваешь со мной, словно я несмышленое дитя?
—  Потому что ты ведешь себя как дитя. Дмитрий, помнится, тоже говорил мне нечто похожее.
Я сердито воззрилась на нее.
—  Теперь ты собираешься отослать меня в мою комнату?
—  Нет, Роза.— Внезапно у нее сделался усталый вид.— Можешь не идти в свою комнату, но и туда не возвращайся. Надеюсь, ты не успела привлечь слишком много внимания.
—  Можно подумать, я там танцевала в пьяном виде на столе,— буркнула я.— Просто обедала с Лиссой.
—  Ты удивишься, если узнаешь, какие пустяки могут породить слухи. В особенности, когда дело касается Адриана Ивашкова.
С этими словами она развернулась и удалилась по коридору. Провожая ее взглядом, я стояла, дрожа от злости и негодования. С какой стати такая чрезмерная реакция? Я не делала ничего плохого. Знаю, у нее паранойя насчет «кровавых шлюх», но это чересчур, даже для нее. И хуже всего, некоторые видели, как она волокла меня оттуда. Для человека, сетующего, что я привлекаю к себе слишком много внимания, она действовала, по меньшей мере, странно.
Из зала вышли два мороя, стоявшие прежде неподалеку от Адриана и меня. Проходя мимо, они таращились на меня и перешептывались.
—  Спасибо, мамочка,— пробормотала я себе под нос.
Чувствуя себя униженной, я побрела в противоположном направлении, сама не зная, куда иду. Просто в заднюю часть базы, где было меньше народу. Коридор в конце концов закончился, но и нем обнаружилась незапертая дверь, выходящая на лестницу. Я начала подниматься по ней, пока не наткнулась еще на одну дверь. К моему удовольствию, она вела на маленькую плоскую крышу, которую, по-видимому, редко использовали. На ней лежал снег, но сейчас стояло раннее утро, солнце сияло ярко, и все мерцало в его лучах.
Я смела снег с большого, похожего на ящик предмета, выглядевшего как часть вентиляционной системы, и села на него, не заботясь о платье. Обхватив себя руками, я с удовольствием разглядывала открывающийся вид, радуясь солнцу, которое было для меня редкостью. Несколько минут спустя позади хлопнула дверь, и этот звук напугал меня. Оглянувшись, я испугалась еще больше, увидев Дмитрия. Сердце слегка затрепетало, и я отвернулась, не зная, чего ожидать. Хрустя подошвами по снегу, он подошел ко мне, снял свое длинное пальто, накинул его мне на плечи и сел рядом.
—  Ты, наверное, замерзла.
Так оно и было, но мне не хотелось признавать это.
—  Солнце взошло.
Он откинул голову назад, глядя на идеально голубое небо. Я знала — ему так же, как мне, не хватает солнца.
—  Тем не менее мы все еще в горах в разгаре зимы.
Я не отвечала. Какое-то время мы просто сидели в спокойном молчании. Время от времени легкий ветерок вздымал вокруг клубы снега. Для мороев сейчас наступала ночь, и большинство из них скоро лягут спать, поэтому на лыжных трассах никого не было.
—  Моя жизнь — сплошное несчастье,— в конце концов сказала я.
—  Нет, не несчастье,— автоматически ответил он.
—  Ты шел за мной с приема?
—  Да.
—  Я даже не знала, что ты там.— Судя по темной одежде, он присутствовал на приеме в качестве дежурного стража.— Значит, ты видел, как прославленная Джанин подняла шум, утащив меня оттуда.   ..
—  Никакого шума не было. Вряд ли кто-нибудь вообще заметил. Я видел, потому что наблюдал за тобой.
Я не позволила себе эмоционально среагировать на последнее заявление.
—  А вот она считает иначе. Чтобы избавить ее от волнений, мне следовало весь вечер просидеть в углу.
Я пересказала ему наш разговор в коридоре.
—  Она просто беспокоится о тебе,— вздохнул Дмитрий.
—  Она слишком остро реагирует.
—  Иногда матери склонны проявлять избыточную защиту.
Я уставилась на него.
—  Да, но это же Джанин. И она меня не защищала. Думаю, она больше волновалась, как бы я не поставила ее в неловкое положение. А все эти разговоры о том, что я слишком молода, чтобы стать матерью, вообще полная чушь. Я не собираюсь делать ничего подобного.
—  Может, она имела в виду не тебя.
У меня упала челюсть.
«Для этого у тебя нет никакого жизненного опыта — ты ведь фактически и не жила еще. Ты тогда не сможешь делать ту работу, к которой стремишься».
Маме исполнилось двадцать, когда я появилась на свет. Пока я росла, мне всегда казалось, что она родила меня чуть ли не старухой, но теперь... Она же была всего на несколько лет старше! Совсем не старая. Может, она думала, что слишком рано обзавелась ребенком? Может, она плохо справлялась с задачей растить меня из-за молодости? Может, она сожалеет о том, как все сложилось между нами? И может... может, у нее был личный опыт контактов с моройскими мужчинами и люди распространяли о ней слухи? Я унаследовала многие ее черты. В смысле, сегодня вечером я даже заметила, какая красивая у нее фигура. И лицом она хороша — для почти сорокалетней женщины, конечно. В молодости наверняка была очень, очень привлекательна...
Я вздохнула. Не хотелось мне думать об этом, потому что тогда, возможно, я должна буду переоценить свои взаимоотношения с ней — может, даже начать воспринимать ее как реального человека,— а у меня уже и без того слишком много напряженных взаимоотношений с людьми. Лисса всегда беспокоит меня, хотя с ней в последнее время вроде бы все в порядке — в виде исключения. Мой так называемый роман с Мейсоном совсем запутался. И потом, конечно, был еще Дмитрий...
—  Что-то мы с тобой не воюем сегодня,— выпалила я.
Он искоса взглянул на меня.
—  Хочешь повоевать?
—  Нет. Ненавижу воевать с тобой. В смысле, словесно. Я не имею в виду гимнастический зал.
Мне показалось, я заметила намек на улыбку. Всегда полуулыбка для меня. Редко-редко широкая, в полную меру.
— Я тоже не люблю воевать с тобой.
Сидя здесь около него, я диву давалась, чувствуя, как внутри разливается тепло и счастье. С ним рядом всегда появлялось особенное ощущение, какого никогда не возникало в присутствии Мейсона. Невозможно заставить себя полюбить, осознала я. Любовь либо есть, либо ее нет. И если ее нет, нужно иметь мужество признать это.
А если она есть, нужно сделать все, что в твоих силах, чтобы защитить тех, кого любишь.
То, что я произнесла дальше, потрясло меня саму, в сказанном начисто отсутствовал эгоизм, и потому я действительно сказала, что думала.
—  Ты должен принять его.
Он вздрогнул.
—  Что?
—  Предложение Таши. Ты должен им воспользоваться. Это действительно отличный шанс.
Я вспомнила слова мамы о готовности или неготовности иметь ребенка. Я не была к этому готова. Может, в свое время и она не была. Однако Таша была. И я знала, что Дмитрий тоже. Они действительно отлично ладили между собой. Он мог быть ее стражем и иметь от нее детей... Прекрасный вариант для обоих.
—  Никогда не думал, что услышу от тебя что-либо подобное,— сказал он с заметным напряжением в голосе.— В особенности после...
—  После того, какой сукой я себя проявила? Да? — Я плотнее закуталась в его пальто. От него пахло Дмитрием. Можно было вообразить, будто он обнимает меня. Адриан, возможно, прав, говоря, какой властью обладает запах. — Ну, как я уже сказала... у меня нет больше желания воевать с тобой. Не хочу, чтобы мы возненавидели друг друга. И... Ну...— Я на мгновение зажмурилась и снова открыла глаза.— Какие бы чувства я к тебе ни питала... хочу, чтобы ты был счастлив.
Снова воцарилось молчание. И только тут я ощутила боль в груди.
Дмитрий обнял меня, притянул к себе. Я положила голову ему на грудь.
— Роза...— вот все, что он сказал.
С той ночи с заклинанием вожделения это был первый раз, когда он вот так прикасался ко мне. То, что происходило во время тренировок... совсем другое. Сейчас это даже не имело никакого отношения к сексу. Сейчас это означало просто быть рядом с тем, кого любишь; ощущение такой нашей связи буквально затопило меня.
Пусть Дмитрий уходит к Таше — я все равно буду любить его. Наверное, я всегда буду любить ого.
Мне нравится Мейсон, но я, скорее всего, никогда не полюблю его.
Я вздохнула в объятиях Дмитрия, желая одного — чтобы они длились вечно. Быть с ним — правильно и хорошо. Неважно, насколько мне больно думать о нем и Таше,— поступать так, как лучше для него, тоже правильно. Теперь, понимала я, настало время преодолеть свою трусость и сделать еще кое-что правильное. Мейсон сказал, нужно разобраться в самой себе. Ну вот, это произошло.
Неохотно, но я отодвинулась от Дмитрия, вернула ему пальто и встала. Он, чувствуя мое смущение, с любопытством смотрел на меня.
—  Куда ты? — спросил он.
— Иду разбить кое-кому сердце,— ответила я. Еще мгновение я позволила себе полюбоваться Дмитрием — темные понимающие глаза и шелковистые волосы. А потом вернулась в здание. Я должна извиниться перед Мейсоном... и сказать ему, что между нами никогда ничего не будет.